Звери дедушки Дурова. Книга вторая
Шрифт:
И нам пришлось возвратиться обратно, как говорится, не солоно хлебавши.
А спустя несколько дней, меня потребовали на суд к мировому судье.
Меня судили за то, что я ездил на свинье по городу. Меня обвиняли: 1) за неустановленную езду; 2) за нарушение общественной тишины; 3) за неразрешенную рекламу.
Я отвечал:
— Законом не предусмотрена езда на свиньях, — следовательно, противозаконного я ничего не делал. Общественной тишины я не нарушал, так как свинья, отлично выезжена, ехала по той стороне
Эти слова были встречены хохотом собравшейся на суде публики.
— Я не виноват и в том, что будто бы устроил своей поездкой неразрешенную рекламу, — продолжал я, как ни в чем не бывало, — да и какая реклама? Ведь на коляске не было надписей, а на мне не было клоунского костюма. Я ехал в штатском платье и только позволил себе курить папироску и раскланиваться со своими знакомыми. В нем же тут реклама?
— Ведь все вас знают, возразил пристав.
— Чем же я виноват? В таком случае мне вовсе нельзя выходить на улицу, — каждый мой выход будет неразрешенной рекламой.
В конце концов я сказал:
— Напрасно люди с таким пренебрежением смотрят на свиней. Это глубоко несправедливо. Свинья, как это с первого раза ни странно, именно из чувства чистоплотности валяется в грязи: она старается этой грязью стереть микробы, которые находятся на ее теле. Короткая шея мешает ее свободным движениям, и она не может чесаться, как другие животные; дайте ей другое воспитание…
Смех и шум; мировой судья звонит в колокольчик; я кончаю, не обращая внимания на шум:
— Напрасно меня обвиняют. Я хочу доказать, что свиньи могут приносить пользу, перевозя продукты, как перевозят за границей собаки молоко. Я хочу доказать, что свиньи приносят пользу не только после своей смерти, когда их мясо идет на прихотливый стол человека, но и при жизни…
Публика аплодировала. Мировой судья не позволил мне больше говорить и вынес оправдательный приговор.
Вскоре после этой истории мы уехали на юг.
«Заколдованная» птица
В греческом зале моего уголка между мраморными колоннами сидит на качающейся трапеции, привешенной к красивой витой колонке, великолепный арра. Это — крупный попугай, синий, с ярко-оранжевой грудью, белыми, расписанными черными полосами щеками, темным подбородком и тускло-зеленым теменем.
В этой окраске что-то восточное, персидское.
Сидит арра на своей трапеции около двух лет, никогда не слезая с места.
Некоторых попугаев приковывают цепочкой, надев им на ногу металлический браслет; мой арра у меня носит на ноге браслет, но с цепью он не знаком.
Его соседями была пара маленьких попугайчиков — неразлучников: розовый и белый какаду, два попугая — зеленый и серый Жако, прекрасный подражатель различных звуков. Все они сидели в своих никелированных клетках и не бросались так в глаза посетителям, как арра.
Почему не слезает никогда со своей трапеции арра? Он не слезает даже весною, когда открыты двери на балкон и в сад, в саду лазают, по деревьям, на свободе, перепрыгивая с ветки на ветку, обезьяны, а товарищи арра — попугаи — перелетают с дерева на дерево и лазают сверху вниз, на землю.
В это время сад полон веселых звуков; по его дорожкам среди деревьев, мелькают самые разнообразные зверки, резвящиеся на свободе. Здесь у меня и барсук, который, наигравшись, роет себе под деревом нору, и Лиса Патрикеевна; перебежав вдоль забора, она прячется в кустах крыжовника; здесь индюшки, куры, петухи, цецарки… Все они разгуливают на свободе по всему саду, и даже Мишка Топтыгин, охватив своими могучими лапами толстый ствол старого дуба, с блаженным ревом то лазает, то комично спускается на землю, стукаясь задом о древесные корни.
А арра и не думает слезать со своего «заколдованного» места, несмотря на радостные крики и песни птиц, доносящиеся до его слуха из сада. Что же это значит? Почему он не слетает?
Его держит особое ощущение, которое он переживает.
Арра представляет себе, как будто бы он привязан и слететь не может. Это самовнушение.
Я пробовал натолкнуть птиц на самовнушение так: брал курицу или петуха, моментально переворачивал кверху ногами и клал на спину на стол. Затем, чуть придержав пальцами, я отходил в сторону, и птица оставалась лежать долгое время неподвижно.
Даже выстрел из ружья не заставлял птицу вздрогнуть. Но стоило только мне дунуть на нее, она моментально вскакивала, встряхивалась и убегала.
Ученые называют такое неподвижное состояние каталепсией.
Некоторые ученые пробовали даже поджигать, ради опыта, находящуюся в таком положении птицу, и она оставалась в прежней позе, несмотря на боль.
Я брал индюшку, быстро ставил ее на стол и подставлял под кончик клюва тонкую деревянную палочку.
Индюшка стояла, как изваяние, и до тех пор не шевелилась, пока я не нарушал ее мнимого столбняка каким-нибудь движением, напр., отнимал от нее палочку.
Если у человека попадет в глаз песчинка и он ее вынет, у него долго еще остается впечатление о том, что она все еще в глазу.
Так и мой арра. У своего прежнего хозяина он был на цепи и внушил себе, что уйти не может, а браслетка напоминает о цепи, которой уже нет давным-давно. И сидит он уже два года на своей перекладине, как заколдованный.
Впрочем, один раз страшный случай вывел арру из обычного состояния.
Дело было так. Рядом с греческим залом находится моя спальня. Как-то вечером я ужинал довольно поздно у себя в спальне с семьею. Мы тихо разговаривали за столом, как вдруг услышали стук в дверь.