Звери дедушки Дурова
Шрифт:
Бэби был, несомненно, весьма заметной фигурой и украшением цирка. Как только я приезжал в какой-нибудь город, и среди клеток, перевозимых мною с вокзала, высоко поднималась туша важно шествующего циркового великана, со всех улиц и переулков бежали люди. Мальчишки дивились длинному хоботу слона, его толстым ногам, громадной горе мяса, которая двигалась по улицам. Они целыми днями осаждали цирк и, узнав, где находится стойло Бэби, прильнув снаружи к стенкам цирка, просовывали в щели щепки, палки и дразнили Бэби. В ответ им Бэби стучал хоботом в стенку так, что тонкие доски
Бэби, становился осторожнее и хитрее. Он делал вид, что не обращает внимания на мальчишек, отворачивался от стены, а потом вдруг сразу поворачивался и дул в щель.
Бэби очень любил, когда служитель Николай смазывал его тело вазелином. Вазелин предохраняет кожу слона от мороза. Несмотря на толщину, кожа без смазывания жиром пересыхает и трескается; особенно чувствительны у слона уши.
Бэби стоит, бывало, а Николай усердно мажет его, и кожа Бэби начинает щеголевато лосниться. Смазывания разнежили баловня; Бэби хочется шалить во время этой операции, и он, как ребенок, действительно начинает шалить: мотает головой, болтает хоботом, как веревкой. На окрик Николая Бэби на минуту останавливается, а затем снова принимается за прежнее — выставляет вперед заднюю ногу и старается ею столкнуть табурет, на котором лежит банка и щетка для растирания.
Любил Бэби и купаться; во время купанья он тоже немилосердно шалил.
В Евпатории толпы целыми часами наблюдали, как мой слон купался в море. Бэби кувыркался в волнах, как заправский акробат, доставал хоботом со дна песок, обмазывал им себе голову и спину и бил по воде хоботом. Наигравшись вволю, он медленно погружался в воду с головой и снова бил по поверхности хоботом. Из воды торчал неизменно только толстый коротенький хвост. Публика хохотала…
Когда пора было кончать купанье, Николай голый садился на слона верхом и поворачивал его к берегу. Слон очень неохотно выходил из воды.
Бэби был большой попрошайка. Несмотря на то, что я его кормил очень хорошо, он привык выпрашивать у публики, и публика щедро одаряла своего любимца; особенно старались дети; они без конца совали в его мягкий, цепкий хобот разные лакомства.
Выйдет, бывало, Бэби на арену и давай кланяться; особенно усердствовал он в антрактах. В это время около Бэби всегда собиралась толпа любопытных. А попрошайка стоял и мотал безостановочно головой, похрустывая вкусными конфетами, сахаром и орехами…
Публике настолько нравились эти поклоны, что она раз в Москве купила Бэби сразу 126 белых больших булок.
Каждый из посетителей моего «Уголка», где живут и воспитываются мои животные, старался дать Бэби из своих рук в хобот побольше кусков, и для этого хлеб ломался на крошечные части, которые великан глотал, как пилюли.
Бэби попрошайничал везде — в цирке, на улице, на вокзалах, во время наших переездов из города в город.
Раз с ним был такой случай: у вокзала стояло несколько торговок со съестными продуктами. Когда я выгружал своих зверей из вагонов, торговки окружили нас тесным кольцом. Все смотрели на слона и дивились.
Бэби оглядывался по сторонам, тревожась за отдалившегося вожака, но я подошел к нему, и он успокоился. Вдруг глаза его остановились на корзине, наполненной зеленью, среди которой соблазнительно краснели пучки моркови. Эту корзинку держала на руке девочка лет одиннадцати. Задрав свое миловидное, курносенькое личико и раскрыв рот, она смотрела большими голубыми глазами на невиданного зверя.
Не долго думая, Бэби протянул хобот к маленькой торговке, захватил им корзинку и всю ее вместе с содержимым отправил себе в рот.
Девочка широко раскрытыми глазами смотрела на обидчика. А слон спокойно пережевывал овощи, вместе с соломой корзинки.
Окончив есть, Бэби усиленно закланялся — он благодарил за лакомое угощение. Девочка так растерялась, что в свою очередь стала кивать слону. Раздался взрыв хохота собравшейся публики.
Пожалуй, у Бэби и в цирке не было более удачного номера; этот смех привел в себя маленькую торговку. Она беспомощно заморгала глазами, потом они наполнились слезами, и, наконец, она громко расплакалась. Пришлось мне их мирить. Я заплатил за корзинку и за зелень сполна.
Бэби не только грабил среди белого дня, но он и воровал, как мелкий воришка. Чуть служащий отвернется, а другие кучера, не обращая внимания на слона, займутся своим делом, Бэби моментально протягивает хобот к небрежно брошенной вожаком куртке. Минута, и куртка отправляется в рот слона вместе с карманами, наполненными табаком, кошельком, складным перочинным ножем и даже паспортом, — все тонет в желудке жадного Бэби.
Бэби воровал что попало. Но если ему в рот попадало что-нибудь очень уж невкусное, он, пожевав, выбрасывал это изо рта и топтал ногами.
Раз вожак привязал его на минуту близ уборной артистов. Бэби открыл хоботом легкую досчатую дверь, достал парики и в рот. За париками последовали гримировальные краски, а затем он потянулся к зажженной лампе. К счастью, в это время залаяла на него маленькая болонка, лежавшая рядом с зеркалом. Пришла хозяйка болонки, жена артиста, и подняла крик.
Бэби был пойман врасплох. Он растопырил уши, чуть приподнял хвост и изо всей силы выдувал из хобота воздух, что было признаком сильнейшего волнения.
Нет счета проделкам моего Бэби.
Выучить моего Бэби держать кусок мела для меня ничего не стоило, но заставить водить этим мелом по черной классной доске, стоявшей на арене, было немного труднее. Бэби часто шалил и царапал черную гладкую доску, водя мелом в разные стороны и рисуя на доске фантастические узоры, в то время, как я хотел, чтобы он ставил единицы ровно, одну рядом с другой.
На арене у меня была устроена звериная школа, в которой мои четвероногие и пернатые друзья сидели, как настоящие школьники на партах. Были здесь и морские львы, и свинья, и слон, и теленок, и ослик, и птица-пеликан, и собаки: маленький фокстерьер — Пик и большой сен-бернар — Лорд, и не раз эта школа приводила в изумление публику.