Звери на улице
Шрифт:
Слава молчал. Он думал о том, что если сейчас найдёт своего Мишку, всё будет так чудесно, что Федотов простит его бегство. А если Мишка не тот, тогда… Что будет тогда, об этом не очень хотелось думать…
Карл между тем тянул Славу за руку:
— Идём, ну идём же — вот он, твой мишка.
Карл слышал весь разговор с Егором Исаевичем, должно быть, всё понял и тоже хотел, чтобы нашёлся тот мишка и чтобы под это списали все Славины грехи.
Но ведь не всегда бывает, как хочется. Мишка оказался не тем, совсем не тем. Он был и цвета другого, и белых погончиков не имел, и вообще, как показалось Славе, никакой в нём не было симпатичности —
В гостиницу Славу отвёз Егор Исаевич. Дорогой молчали. Карлу Слава написал свой московский адрес, а толстячок дал ему свой берлинский. Бумажку эту Слава не спрятал, держал перед собой в руке, будто была она, бумажка эта, оправдательным документом…
Нет, Федотов долго Славу не ругал и, конечно же, не пилил. К счастью, только-только успели обнаружить, что Слава исчез, как позвонил со станции Дидусенко. Но то, что сказал Славе Яков Павлович, пересказывать не стоит. Слова эти были очень горькие, и Слава понял, что быть самостоятельным — это значит быть дисциплинированным. А не наоборот. И ещё он понял, что Федотов говорит мало, но веско: выкинь Слава ещё раз такую штуку, придётся ему возвращаться домой. И — немедля.
— Ну, а теперь, — сказал Федотов в заключение короткого, но крепкого внушения, — ты пойдёшь после обеда с переводчицей в зоопарк. Может быть, там найдётся твой мишка.
У входа в зоопарк
Весна чувствовалась в зоопарке больше, чем в городе. Здесь деревья были уже не в серо-зелёной дымке, а шелестели молодой листвой, и вокруг на полянах ярким ковром расстилалась светло-зелёная трава и птицы пели, присвистывали и щёлкали на все голоса.
Слава пришёл сюда во второй половине дня, когда вся группа закончила осмотр города и музеев.
Назавтра рано утром туристы выезжали дальше по городам ГДР. А сейчас, пока путешественники готовились в путь, складывали чемоданы и всякое такое, Слава с переводчицей Маргит отправился в зоопарк.
Эта Маргит говорила по-русски с чуть только заметным акцентом. Она окончила Институт иностранных языков по русскому отделению. И вообще, когда она говорила по-русски (а с туристами она всё время так разговаривала), не отличить её было от русской девушки: круглолицая и светловолосая. У нас в Москве её никто за немку и не принял бы.
Маргит эта была очень добрая, заботливая, всё старалась объяснить, растолковать. Она всё время что-то делала — совсем без отдыха: рассказывала туристам, что вокруг, для кого-то бегала в аптеку, кому-то доставала словарь, с кем-то писала письмо по-немецки…
— Эта Маргит никогда не устаёт? — спросил Слава как-то Якова Павловича.
А он сказал:
— Она всегда такая. Мне её рекомендовали и нашу группу экскурсоводом-переводчиком. Это она подрабатывает в каникулы. А зимой учится в институте и там также всё время в работе. Она у них отличница и комсомольский секретарь, и стенгазету рисует. На все руки мастер.
— Да, — сказал Слава, а потом у него вырвалось: — Немка.
— Что ты хочешь этим сказать? А? — Слава почувствовал, что Федотов был зол. — Немка? Ну и что?
А Слава всё-всё понял, и ему, по правде говоря, стало так стыдно, что он только прошептал:
— Ничего.
Бывает же такое, что люди недоговорят что-то, но поймут, всё поймут, что хотели сказать. И Слава тогда понял, что Яков Павлович хотел сказать: «Да, немцы стреляли в меня, и я в них стрелял. То были наши враги,
Да, Федотов именно это хотел сказать Славе и понял, что Слава его понял, и замолчал.
Вот так они тогда молча поговорили…
Слава и Маргит ещё не вошли в зоопарк, но уже увидели медведей. Прямо на улицу выдавалась здесь искусственная горка с пещерой внутри. Перед горой этой был бассейн и ров, который отделял эту часть зоопарка от улицы. Да, такая гора с бассейном и рвом лучше всяких вывесок и реклам. Люди проходят по улице и видят зверей. А дети! Их, конечно, не оторвёшь от барьера перед рвом. Там даже была сделана такая металлическая сетка, чтобы малыши, которые с увлечением смотрят медведей, не свалились в ров. Такую же сетку, только поменьше, Слава видел в театре под барьером балкона. Мама объяснила тогда ему, что это для биноклей, сумочек и всякого такого. Зазевается зритель, увлёкшись спектаклем, и уронит вниз бинокль. А там внизу сплошь головы зрителей. Чтобы бинокль этот не свалился кому-нибудь на голову, и приспособлена эта сетка-уловитель. А здесь — Слава сразу понял — она должна ловить зазевавшихся малышей.
Так вот, за этим барьером с сеткой и рвом медведица вывела на прогулку двух своих медвежат.
Но здесь не было Славиного Мишки. Медведица была старая, а малыши не выросли ещё из того возраста, в каком Мишка был в Москве. Ведь с тех пор он куда как должен был вырасти.
Маргит взяла билеты и со Славой прошла в ворога зоопарка. Попав в это лесное царство зверей, собранных со всего земного шара, Слава подумал о том, что весна, наверно, всегда хороша, но особенно хороша в зоопарке. Здесь во всём чувствовалось пробуждение: пробуждались, зеленея, деревья, наливались красками цветочные клумбы, просыпались после зимы и звери.
Весенний воздух привёл в отличное настроение молодых антилоп, которые носились по зелёной лужайке, смешно выбрасывая тоненькие ножки. Они не бежали, не скакали, а, казалось, летели. Меньше минуты длилось это чудное видение, и антилопы так же быстро исчезли, как появились. При этом Слава вспомнил балет, который он смотрел по телевизору.
Промчались грациозные антилопы, и вдруг перед Славой выросла гора — слон.
— А знаешь, — сказала Маргит, — на слона весна повлияла совсем по-особенному. Это заслуженный военный слон, который сражался в Народно-революционной армии Вьетнама. Он шёл в бой, вооружённый и осёдланный бойцами, как танк… А стал стар, вышел на пенсию и приехал отдыхать в Берлинский зоопарк. Пенсионер-то он пенсионер, но воинственность слона не покинула. Хоботом почуял приход весны и решительно двинулся из огромной клетки. Не сдержи его струи воды из брандспойта, сломал бы толстые балки, из которых была сделана слоновья клетка, и вырвался бы на волю. Вчера его сдержали, а сегодня — смотри — вот он важно прогуливается перед нами в открытом загоне, куда его перевели. Тепло. Никому не сидится под крышей… Но нам пора заняться поисками Мишки.
Маргит это сказала, а Слава давно думал об этом же.
Они пошли к маленькому домику, где, как можно было понять по вывеске, находилась администрация зоопарка.
— Запасись терпением, — сказала Маргит, — наш собеседник самый неразговорчивый из всех людей, каких мне довелось встречать. Но дело своё он знает.
Возле домика на маленьком складном стульчике сидел большой человек. Славе показалось, что он смотрит на этого человека сквозь увеличительное стекло. По дороге Маргит успела сказать: