Звери скального храма
Шрифт:
На некотором отдалении от каменного ложа, по четко очерченному периметру, камнями были выложены пять ритуальных гнезд. И, судя по почерневшим камням, составляющим гнезда, это были места для костров.
Очаги располагались на равном расстоянии друг от друга, напоминая углы пятиконечной звезды, с вершиной за изголовьем.
Уложив дрова, каждый из послушников поджег свой костер снятым со стены факелом, и тут же вернул его на место.
Постояв какое-то время и убедившись, что огонь занялся ярко и устойчиво, монахи, один
Костры разгорались.
Пещера постепенно наполнялась теплом и приятным ароматом. Было ясно, что костры горели на особых дровах. Внутри каменной палаты становилось все светлее.
Сумрак отступал куда-то вверх, и на стенах теперь уже точно можно было рассмотреть изображения пяти зверей, символизирующих только им присущую силу.
Так, за костром, который горел у правой ноги находящегося на ложе человека, был изображен червеобразный дракон с большой косматой головой.
На стене у другой ноги был виден гордо стоящий на утесе тигр. Огонь, пылающий по правую руку, символизировал собой обезьяну, так как именно ее изображение находилось за ним.
Над костром у левой руки была нарисована змея. И во главе этой пентаграммы, прямо за головой Стефана, был изображен парящий над всеми остальными орел.
Характерным было и то, что все пять зверей были расположены не на одном уровне от пола, а по восходящей спирали, в указанном прежде порядке.
Также бросалась в глаза еще одна деталь. На всех четырех стенках каменного стола были нанесены изображения боевого слона, на спине которого располагался журавль с широко расправленными крыльями.
Между тем из ниши вышел худощавый монах, ранее не присутствовавший при ритуальной церемонии, неся в руке корзиночку. Он подошел к двум кострам, горящим возле ног, и, постелив между ними циновку, сел на нее, скрестив ноги в классической буддийской позе. Все его движения были размеренны и спокойны.
Достав из корзиночки сверток удлиненной формы, он стал его бережно разворачивать. Там лежал инструмент, похожий на флейту. Музыкант, настроившись, начал свою игру так мягко, что создалось впечатление, будто звук льется откуда-то сверху.
Но главным было ощущение того, что эти звуки не рождены "здесь и сейчас" человеком при помощи инструмента, а звучали здесь всегда. Казалось, никогда не прекратится этот поток чарующих звуков.
Сознание Стефана заполняла все та же густая тьма. Но где-то там, вдали, подчиняясь какой-то неведомой силе, едва блеснув, исчезла совсем крохотная светлая точка.
Однако через некоторое время она появилась вновь, но теперь ее свечение продолжалось уже значительно дольше. И вот, наконец, однажды появившись, она осталась.
С этого момента, как только свет точки стал постоянным, окружающая его чернота уже не казалась такой монолитной.
И вдруг она треснула, как стекло, и по ней во все стороны побежали зигзаги, через которые начали как будто вливаться потоки тонких ароматов, быстро насыщающих пещеру, и проникать та божественная мелодия, которая манила и звала к жизни.
Звуки трепетно коснулись его пробуждённых мыслей, успокаивая, расслабляя и организуя их в надлежащий порядок, тайна которого известна была только им. А на месте точки уже красовалась мерцающая звездочка.
Она стала приближаться и расти, своими лучами выталкивая остатки повергнутого мрака. Наконец свет полностью заполнил сознание Стефана, и он ощутил себя в теле. Перед его глазами стали проплывать, поочередно раскрываясь, картины детства.
После столь долгого отсутствия у себя дома, Стефан просто заснул. Музыкант, наблюдающий за состоянием своего подопечного, заметил изменения, произошедшие с лежащим перед ним человеком, дыхание которого сделалось прерывистым.
Было видно, как дрожали веки белого человека и двигались из стороны в сторону яблоки его глаз. Даже руки и ноги слегка поддергивались, — наверное, в такт каким-то движениям, совершаемым им во сне.
Монах заиграл быстро и ритмично. Звуки стали на порядок громче. Услышав изменение мелодии, из ниши вышел Старик. Внимательно посмотрев на Стефана, он дал знак музыканту прекратить игру и позвал своего основного помощника.
Занг вошел в пещеру, неся большой светлый сверток. Это оказалось одеяло. Им и накрыли лежащее на каменном ложе голое тело. Дав знак музыканту удалиться, Наставник сказал несколько слов Зангу, который подошел к ногам, очевидно, для наблюдения за больным. После этого Учитель вышел из пещеры.
Занг, стоя у изголовья, внимательно наблюдал за лежащим человеком, стараясь по ритму дыхания понять, что с тем происходит. Внезапно Стефан широко открыл глаза.
Его взгляд, казалось, видел то, что здесь не находилось, а зрачки напоминали Зангу бездонные озера, в которых плескалось что-то неведомое и непознанное, — вероятно, даже их обладателю.
С трудом сглотнув, подопечный еле слышно прошептал какое-то слово на незнакомом языке. Зангу, наклонившемуся над Стефаном, почудилось, что тот просит пить.
Быстро подойдя к стоящему неподалеку столику, он взял с него маленький кувшин и наполнил пиалу густой жидкостью, которую приготовил из особых трав монастырский лекарь.
Намочив в ней салфетку, Занг промокнул ею сжатые губы больного. Видя, как тот с жадностью слизывает капельки лекарства, монах несколько раз смачивал губы пациента, продолжая это делать до тех пор, пока глаза у Стефана удовлетворенно не закрылись.
Через некоторое время послышалось тихое сопенье, означающее, что больной уснул. Поставив пиалу на место и плотно подоткнув одеяло со всех сторон тела Стефана, монах прошел в соседнею, большую пещеру, где ожидал его Наставник.