Зверинец Джемрака
Шрифт:
Мистер Джемрак поспешил обратно в зверинец по заброшенному переулку, а миссис Линвер взяла меня за руку и отвела в комнату, где повсюду — на спинках стульев, на столе, на массивной решетке, подвешенной к потолку над открытым огнем, — было разложено и развешано только что выстиранное белье. В продавленном кресле у огня сидел бледный лысый господин плотного сложения и с рассеянной улыбкой строгал деревянную палочку. А еще там была маленькая девочка — та самая, что улыбнулась мне из толпы; она стояла у плиты с ложкой в руках и повернулась к нам, когда мы вошли. С ложки у нее что-то капало. И она опять улыбнулась. То была любовь не с первого, но со второго взгляда. У девочки были прямые светлые
— Ишбель, положи ему каши, — распорядилась мать. — Твой брат — ужасный, нехороший мальчик, — тонким, дрожащим голосом продолжала она, оттирая мне лицо и колени горячей тряпкой. — Понятно, почему старик так привязался к этому пареньку. — Хозяйка прополоскала тряпку. — Он так похож на бедняжку Антона. Упокой Господь его душу!
Светловолосая девочка расчистила для меня место на столе, и я заметил, что ногти у нее изгрызены, а пальцы кровоточат. Она поставила передо мной миску с овсянкой. Я сказал спасибо, и девочка присела в шутливом книксене, приподняв край темно-красной юбочки: «Пожалуйста!» — повернулась ко мне спиной и присела у ног лысого господина. Он был похож на Тима и на девочку — не хватало только обоих побрить налысо, надуть, как шарики, и лишить разума.
— Не слишком-то рассиживайся, юная леди, — пригрозила мать, но Ишбель оперлась на ноги отца, обхватила руками его колени, наклонила голову вбок и принялась рассматривать меня с нескрываемым любопытством.
В дверях показался Тим. Мать подскочила к нему и принялась кричать:
— Он тебя выгонит! Мерзкий ты мальчишка! Ты! Ты! Выгонит как пить дать! Ты всех нас погубишь!
Тим часто заморгал, подошел ко мне — я тем временем не уставал отправлять в рот овсянку, ложка за ложкой, — и протянул руку.
— Прости, Джаффи, — произнес он, не давая мне отвести взгляд. — Я очень виноват. Правда. Нехорошо получилось. Но работу ты не потерял. Я сходил в «Матроса» и все им рассказал.
Я встал, и мы молча пожали друг другу руки.
— Ничего страшного, — пробормотал я.
Настал полдень. Когда я вернулся, матушка спала. Мари-Лу и Бархотка тоже спали — из-за занавески доносились долгие мечтательные вздохи. Я забрался в постель, под бок к матушке, сжимая в руке подзорную трубу. Трубу, с которой Дэн Раймер объехал весь свет. Матушка не проснулась, но обняла меня, и высокий парусник унес меня по нарисованным волнам в долгий сладкий сон.
3
Мистер Джемрак любил детей. Ишбель и Тим были близнецы; они с самого раннего детства постоянно бегали к нему во двор смотреть на животных. Джемрака забавляли игры ребят, которые не раз получали от него мелкие монетки за разную поденную работу. Когда Тим нанялся к Джемраку по-настоящему, тот заставил его ходить в школу дважды в неделю и теперь проделал то же самое со мной. К одиннадцати годам я выучился читать и писать. Джемрак повторял, что мальчики, которые у него работают, должны уметь записать все, что нужно, и читать без запинки. Я оказался смышленым ребенком. Матушка удивлялась. «Да ты умница, Джаф», — говорила она, когда я читал вслух объявления, вывешенные у Морской часовни.
— «Большая ярмарка», «Туннель под Темзой», — не без хвастовства декламировал я, — «Мадам Зан-Зан предскажет будущее», «Кукольный театр Кринелли», «Невероятные братья Мариолетти», «Заклинатель змей, ходьба по углям, качели-лодки. Вход — 10 пенсов».
В день ярмарки Джемрак разрешил нам закончить работу пораньше и сунул мне с Тимом по паре монет, пока мы снимали рабочие башмаки, присев у сарая. Мы привели себя в порядок у водокачки, переоделись в чистое, пихая и толкая
— Ты до ухода должен был угля принести! — Она разливала половником суп, пар обжигал ей лицо. — Свинья ленивая!
— Рот закрой, женщина, — надменно произнес Тим. — Ты кого ленивой свиньей назвала? Да я с пяти утра дерьмо выгребал.
Миссис Линвер, казалось, была слегка не в себе. Глаза вылезли из орбит, а волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу.
— Молчать! — рявкнула она, заправляя своему толстому мужу слюнявчик за воротник. — Вы оба мне до смерти надоели! До смерти! — Мать Тима вытащила у мистера Линвера из пухлой ладони недоструганную русалку и швырнула ее в корзину поверх десятка уже законченных фигурок. Все время, когда мистер Линвер не ел, — то есть дни напролет — он с поразительным постоянством, точно заведенный, вырезал из дерева русалок, которых жена потом сбывала на улице, — женщин с бесформенными лицами, с гигантскими, похожими на груши грудями и закрученными рыбьими хвостами, на которых они могли сидеть. Когда-то мистер Линвер служил матросом и был недурен собой, хотя сейчас в это было трудно поверить. Ишбель вспоминала, как отец носился взад-вперед по переулку с Тимом на плечах и все они смеялись. Но в год, когда близнецам исполнилось по шесть лет, он вернулся из плавания лишенным рассудка: получил по голове рангоутом где-то неподалеку от островов Зеленого Мыса. Мистера Линвера никто не замечал. Он мало чем отличался от стула, на котором сидел. На меня тоже никто особенного внимания не обращал, так что я занял привычное место за столом и ждал, когда мне подадут еду. Ишбель метнула на стол две миски с супом и сделала это так резко, что немного коричневой жидкости пролилось на клеенку. Ей исполнилось уже двенадцать, и она все время дулась.
— Так нечестно, — заявила она. — Вы явились такие все чистенькие, хоть сейчас на ярмарку, а у меня не было времени даже волосы убрать. — Ишбель сдвинула со лба засаленный платок и покачала головой.
— У тебя и так все в порядке, — заметила мать, — и минуты не потребуется.
Ишбель у нее за спиной состроила жуткую гримасу: напрягла шею и нижнюю часть лица так, что они задергались. — Как думаешь, кто притащил весь этот чертов уголь? — не отставала она от брата. — Я, я, я, я, я, опять и снова я. Ты мне надоел! Ненавижу! Вечно ты так поступаешь.
Тим сел за стол и криво ухмыльнулся, чтобы еще больше раздразнить сестру. После обливаний у колонки волосы у него еще не высохли. Мистер Линвер наклонился вперед и плюнул в очаг.
— Вот гадость, — произнес Тим.
Отец обернулся к сыну, и на лице у него промелькнуло выражение, однозначно похожее на ненависть.
— А мне вечером еще работать, — не унималась Ишбель. — Но я не буду работать, потому что так нечестно. — Она взяла жестяную кружку, зачерпнула ею супа и удалилась в соседнюю комнату.
— Еще как будешь! Тоже мне, дама нашлась! — завопила ей вослед мать.
Пока мы ели, из соседней комнаты раздавались глухие стуки, звон и нарочитые вздохи. Покончив с супом, мы с Тимом вышли на крыльцо и уселись на солнышке в заросшем мхом переулке, передавая друг другу раскуренную трубку. Сидели молча. Наконец, вытирая рот, вышла Ишбель.
— Я с вами двумя не пойду, — сообщила она.
Через открытую дверь донесся крик матери:
— Нет, пойдешь, я сказала!
— Я с Джаффи пойду! — На меня Ишбель не смотрела, только на Тима. — А с тобой — нет.