Зверинец Джемрака
Шрифт:
— Джаффи, возьми фонарь и отнеси мартышек наверх, под навес, — распорядился Джемрак, — и дождись Тима. Пока он не придет, ничего там не трогай. — Он указал мне на двух маленьких зверьков с хохлатыми ушками и большими круглыми глазами, следившими за мной через решетку.
— Привет. — Я присел на корточки, чтобы получше рассмотреть парочку, забившуюся в угол ящика. Мартышки прижались друг к другу и обнялись.
— Они же не дети, — насмешливо фыркнул Тим, наблюдая за мной сквозь решетку загона с дьяволами.
— Знаю.
— Не
Я взял ящик и понес его наверх. Справа пахнуло мясом из львиной пасти. Самого льва в темноте видно не было. Наверху, под навесом, было еще темнее. Свет от раскачивающегося фонаря то тут, то там отражался в чьих-нибудь глазах. Пол кишел черепахами, ступать приходилось осторожно, выбирая дорогу. Из клеток с большими обезьянами доносилось глухое бормотание. Добравшись до нужного вольера, я поставил коробку с мартышками на пол. Они вцепились друг в друга еще крепче. Вскоре по лестнице с беспечным свистом взобрался Тим и резко, не без изящества, скакнул на настил.
— Джемрак сказал, можешь посадить их к остальным, — сообщил он, направляясь ко мне с тяжелой связкой ключей. — Я должен проследить, чтобы ты не натворил тут ничего.
Этим он и занялся, точно ястреб, ловя каждое мое движение в ожидании ошибки. Но мартышки были на моей стороне и вели себя так, словно я — их отец: они вцепились в меня своими царапучими лапками, издавая горлом печальные негромкие звуки. Сопротивляться эти крошки явно не собирались. «Отправляйтесь-ка в клетку!» Я осторожно отцепил их от себя, и малыши забрались внутрь. Когда я задвинул засов, в глубине заметались тени. Мне захотелось остаться и посмотреть, как они там устроятся, но Тим схватил фонарь и потащил меня вниз, к клетке с гигантской обезьяной, которая разглядывала меня накануне.
— Старина Смоуки, — произнес он.
Смоуки опять посмотрел на меня, как в прошлый раз, прямо в глаза, не теряя спокойствия. Огромные черные зрачки на плоской физиономии, с двумя блестящими точками — отсветами от фонаря. В этом взгляде читалось нечто среднее между умиротворенностью и настороженностью. Губы кривились в задумчивой ухмылке.
«Какой чудесный!» — воскликнул я — не вслух, но про себя.
— Хочешь зайти к нему? — поинтересовался Тим.
Конечно, я хотел зайти к Смоуки, но и дураком не был.
— Только если мистер Джемрак разрешит, — ответил я.
— Смоуки — парень что надо, много лет прожил у каких-то богачей на Глостер-сквер, членом семьи стал, можно сказать. Он совсем как человек.
— Как он попал сюда?
— Понятия не имею. Во вторник должны на север отправить, — сообщил Тим. — Хочешь к нему зайти?
— Нет, — сказал я.
— Давай. Ключи у меня. Думаешь, он дал бы мне ключи, если б это было опасно?
Мы со Смоуки продолжали изучать друг друга.
— Давай, — повторил Тим.
— Нет.
— Трус.
И он ушел, оставив меня в темноте.
— А ну успокоились! — кричал он на непоседливых зверей, пока я, запинаясь и спотыкаясь о глупых черепах, брел следом за ним, а черепахи все ползли и ползли, не сворачивая, будто по какому-то важному делу.
Надо было двинуть ему за то, что назвал меня трусом. Эта мысль пришла мне в голову, пока я неуклюже спускался по лестнице, но я никогда не был забиякой.
— Порядок? — спросил Джемрак.
Он стоял у загона с черным медведем и беседовал с плотным коротышкой в длинном плаще и резиновых сапогах. Над их головами в полоске света, вырывавшейся из задней двери, клубился дым.
— Полный порядок! — отозвался Тим и повернулся ко мне. — Видишь этого парня? Это Дэн Раймер. Когда подрасту, пойду с ним в море.
Джемрак вызвал нас в контору. Когда мы заходили с черного хода, от сильного аромата горячего кофе у меня потекли слюни. Дрожащие тени от фонаря двигались вместе с нами через комнаты с синешейками и попугаями. В конторе было совсем светло. Балтер разливал кофе из высокого кофейника. Над чашками медленно поднимался кольцами горячий пар, смешиваясь с голубым дымом.
— Славно сработано, Дэн, — произнес Джемрак, вытаскивая стул из-за конторки. — Надолго теперь домой?
— Домой — это дело такое: всегда оказывается, что слишком ненадолго и в то же время — слишком надолго, — ответил Дэн Раймер, снимая шапку. Голос у него был грубый, точно наждак.
Чашки с кофе стояли у Балтера на столе, и я чуть в обморок не падал от аромата. Но с ногами творилось нечто ужасное.
— Вот мальчик, о котором я тебе рассказывал. Тот, что не побоялся тигра по носу потрепать.
— И теперь не боится? — Коротышка обернулся и уставился на меня щелочками глаз.
Изо рта у него торчала длинная глиняная трубка, белая, совсем новая, и дым из нее вился вокруг его головы. Я постепенно оттаивал, и боль в ногах становилась невыносимой. По щекам у меня потекли слезы. Лицо у коротышки было морщинистое, отчего он походил на черепаху или ящерицу, и в то же время он казался молодым — в жестких темных волосах не было и намека на седину.
— Ему ботинки нужны, — сказал Тим.
Все перевели взгляд на мои ноги — синие от холода, с огрубевшими, как у зверя, подошвами. Бинты, которыми были замотаны пальцы, промокли насквозь.
Коротышка присел на стул, снял сапоги и вместе с парой толстых ярко-красных носков — штопаных-перештопаных — и натянул на мои замерзшие ноги.
— Жена вязала, и штопала тоже она. Ты только глянь. Она у меня такая. Все умеет.
Он протянул мне кофе и добавил:
— Домой придешь, ноги-то отмой.
Носки, конечно, оказались слишком большими и болтались на мне, как два мешка, но я обмотал их кромки вокруг лодыжек, и они еще хранили тепло ног моряка.