Зверинец Джемрака
Шрифт:
— Это точно. — Тим наклонился к округлой шейке Джейн. Кожа у девушки была белее молока. — Только какая разница? Деньги-то платит.
— Там не настоящий дракон, — напомнил я.
— А ты откуда знаешь? — возразил Тим. — Никто не знает, что это за тварь.
На широкой каминной полке, рядом с коллекцией трубок и восковым филином, стояла фигурка дракона. Я вспомнил старую историю про это таинственное животное. Я представлял себе, как оно сидит в лесной чаще и ждет, чтобы его нашли: огромные печальные красные глаза и трепещущий алый язык, раздвоенный, как хвост
— Дэн Раймер считает, там что-то есть, — решительно заявил Тим.
— Ну, он-то, конечно, знает, — съязвила Ишбель. — Ему все известно.
— Знает он немало, это как пить дать.
Тим закинул голову и с улыбкой выпустил большое голубое облако дыма прямо в потолок. В отблесках огня его волосы отливали золотом. Даже не знаю, так ли уж сильно он хотел отправиться в путешествие. Утверждал, что хочет, но с Тимом никогда не разберешь.
— Даже Джемрак не знает о диких зверях и половины того, что ведомо Дэну.
Драконы, конечно, бывают разные. Нашей целью был восточный дракон. Такой, как тот, что был нарисован на красной шелковой куртке привратника, и тот, что стоял на каминной полке, — свирепый крылатый змей, с телом, свернутым в многочисленные кольца, усатый, с огромными выпученными глазами.
— Дракон этот — ненастоящий, — повторил я, — у него нет крыльев.
— Я рада, Джаф, что ты тоже записался, — сказала Ишбель.
Она приблизила ко мне свое лицо; я почувствовал ее пряное дыхание и слегка отодвинулся. У нее всегда все было «до поры до времени» и только если ей самой хотелось. Нечестно.
— Рада от меня избавиться? — спросил я.
— Перестань. — Ишбель склонилась мне на плечо, и это тоже было нечестно. — У тебя голова на месте. Присмотри там за моим братцем.
Голова Тима покоилась на коленях у Джейн из «Матроса». В ответ на предложение мне присмотреть за ним он презрительно фыркнул. Я обнял Ишбель за талию, и она не убрала мою руку.
— Этот дракон — просто большой крокодил. Мы будем охотиться на крокодила, вот и все.
— Знаю, — с улыбкой произнесла моя подруга, лениво прикрыв сонные глаза. — Может, его там вообще нет.
Тим заснул. Джейн из «Матроса», вся в белом и платье, и туфли, чему-то улыбалась, мурлыча себе под нос песенку, которую я впервые услышал от Ишбель много лет назад на углу Барода-стрит, где вкусно пахло травами и пряностями. Начинался дождь, на мостовой виднелись темные лужи, женщины и матросы в синих куртках умилялись при виде поющей малышки, а миссис Линвер стояла рядом с корзиной большегрудых русалок. Накрашенная Ишбель пела «Русалку», расчесывая себе волосы воображаемой щеткой, любуясь своим отражением в воображаемом зеркале. А при словах «Трижды скрутило наш славный корабль, трижды скрутило…» она три раза повернулась вокруг своей оси и грациозно упала в облаке нижних юбок прямо на мостовую; руки ее плавно колыхались, точно водоросли в морской воде.
…и все мы пошли ко дну, ко дну, И все мы пошли ко дну.День
На десятый день рождения я подарил Ишбель морскую раковину. Она едва удостоила ее взглядом.
На одиннадцатый я подарил ей кинеограф. Она рассмеялась — раз или два, — перелистывая страницы с картинками под стук дождя по брезентовому навесу.
На двенадцатый я ничего не стал ей дарить и поклялся больше не ломать себе голову над подарками.
На тринадцатый я подарил ей апельсин.
На четырнадцатый я подарил ей пестрого мышонка. Она назвала его Джестером, и он бегал у нее по переднику.
На пятнадцатый я подарил ей золотое кольцо, которое стащил у пьяного матроса в кабаке.
Джестер умер.
На шестнадцатый день рождения я подарил Ишбель необычную, очень красивую крысу. Она полюбила зверька и назвала его Фаунтлерой. Когда Ишбель прогуливалась по улице, Фаунтлерой выглядывал у нее из капюшона. Он был белоснежный, с блестящими розовыми глазками, и любил музыку. Когда она пришла попрощаться со мной, Фаунтлерой был при ней.
Лорд Лавелл у двери седлает коня, Чья грива бела как мел, Выходит любовнику «в добрый путь» Сказать леди Нэнси Белл. Ах, дорогая, мой путь за моря В чужие края лежит…Хоть убей, не могу вспомнить следующую строчку.
Я видел странные места, и они видели меня, наблюдая за мной спокойным, оценивающим взглядом…
За два дня до отплытия я стоял в комнате с молчаливыми птицами — меня снова и снова тянуло сюда — и почувствовал, что за мной кто-то наблюдает.
— Просто пришла сказать «до свидания».
— Разве ты не придешь нас проводить на причал?
— Приду, но ведь там будет куча народу.
Я встал на колени, поцеловал ее сильные маленькие ладони с обкусанными ногтями, заплакал и сказал, что люблю ее. На самом деле — нет, ничего такого я не сделал.
Издал удивленный возглас, и все.
— У меня всего минута, — сказала она.
— Работа?
Мама ждет.
— Ясно.
— Странно будет без вас обоих.
— Самой небось хочется уплыть? — со смехом спросил я.
— Китобойные суда воняют. Она скорчила гримасу.
Мы оба вели себя глупо. «А ведь это может быть наш последний раз», — подумал я, обхватил ее руками и притянул поближе.
— Ненавижу вас обоих за то, что вы уходите, — сказала она с неожиданными слезами в голосе.
Когда я поцеловал ее в губы, она ответила на поцелуй. Сладкие минуты тянулись до тех пор, пока она не отстранилась и не сказала, что ей пора, а потом взяла меня за руку и вытащила на улицу. Пока я провожал ее до калитки, голова у меня кружилась. Во дворе Кобб методично собирал навоз. Львица миролюбиво обгладывала шмат мяса, удерживая его передними лапами и нежно облизывая, прикрыв при этом глаза.