«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага
Шрифт:
В замутненных смертельной раной глазах метались блики, он видел горящую самоходку и одновременно зажимал ладонью живот, в котором толчками отдавалась боль.
Один из бойцов-десантников передернул затвор карабина, собираясь добить немца, пытавшегося поджечь самоходку. Со смертью нельзя играть. Лейтенант был слишком самоуверен, упоен собственным бесстрашием. Пуля, выпущенная русским солдатом, пробила ему низ живота.
Спасать лейтенанта было некому. Его отделение угодило под огонь пулеметов, мертвые тела остались в русле высохшего
Он промахнулся, когда целился в «зверобой», и принял горящую траву за подбитую русскую машину.
Самоходка, избежавшая попадания фаустпатрона, продолжала стрелять, медленно отступая. На ней сосредоточили огонь сразу несколько пушек, и один из кумулятивных снарядов пробил броню. Из горящей машины успели выскочить лишь два человека.
Капитан Тырсин, опытный стрелок, скрипя зубами от злости, снес фугасом противотанковую пушку вместе с каменистым гребнем, за которым она пряталась. Взрыв раскидал артиллерийский расчет. Кто-то остался лежать неподалеку от развороченной «гадюки», кто-то уползал с перебитыми ногами. Достать бетонный дот капитан не мог, его закрывала вершина холма.
Зато машина Петра Тырсина получила одно и второе попадание, задымил двигатель. Уходя от новых снарядов, быстро спустились вниз, где в укрытии стояли уцелевшие танки и самоходки.
Подполковник из штаба хотел сообщить по рации своему начальству о неудаче, но его удержал капитан Тырсин.
— Наверху идет бой. Фрицам долго не продержаться. Максимум час…
А в нескольких шагах грузили на мотоцикл, чтобы срочно отправить в санбат, майора Антона Рябухина. Он был без сознания и не слышал того, что говорили десантники, понесшие самые большие потери.
— Снова без ума полезли, ну и нахлебались. Половину роты положили ни за хрен собачий. Эх, командиры!
— У нас в отделении трое из девяти бойцов остались…
— И танки вовсю горят. Без ума полез комбат. Надо было вначале дот ликвидировать, он на километр все вокруг простреливает.
Медсестра Даша Васильева не слышала этих слов. Мало ли гибнет на войне солдат и танкистов. Для нее главным было спасти близкого человека, с которым она собиралась связать свою жизнь.
— Поехали быстрее, — торопила она водителя мотоцикла. — Чего ты копаешься?
— Ты хоть не вякай, — огрызнулся сержант. — Выживет твой майор, а ребят на склоне никто не оживит.
Для беременной женщины и майора Рябухина война закончилась.
Три танка, самоходки Виктора Ерофеева и Павла Рогожкина с десантом на броне стали той группой, которая наносила завершающий удар с тыла. Они расстреляли прямой наводкой две противотанковые пушки и батарею «стопяток», в которой оставались три гаубицы. Одна «тридцатьчетверка» была подбита.
Бетонный дот возле командного пункта имел возможность вести огонь в двух направлениях. Дальнобойное орудие калибра 88 миллиметров не давало продвинуться наступавшим машинам. Десантники, спрыгнув с брони, залегли, спасаясь от плотного пулеметного огня и летящих сверху мин.
Вокруг командного пункта скапливались уцелевшие немецкие пехотинцы, саперы, минометчики и сразу вступали в бой. Чтобы добить их, требовалось вывести из строя дот.
— Павел, бери дот на себя, — приказал Ерофеев. — Мы поддержим тебя огнем.
Лейтенант Рогожкин, которого считали в полку неудачником (а когда-то и трусом), ответил «есть». Зато без особого воодушевления воспринял приказ его экипаж.
— Проще ударить всем сразу, — мрачно заметил механик-водитель. — Чего мы в одиночку попрем? Мишень на голом поле.
— Танковое орудие бетон не возьмет, — сказал наводчик.
— А Ерофеев самый умный? Отсидеться решил.
Механик явно тянул время. Рогожкин уже наметил маршрут и отрывисто показывал ориентиры механику и наводчику.
— Пройдем вдоль гребня, затем повернем налево.
— Там открытое место…
— Проскочим. Главное добраться до кустарника метрах в четырехстах от дота и сразу открыть огонь. С такого расстояния мы его накроем.
— Если нас не прихлопнут фаустпатроном из какой-нибудь ямы. По пути их много нарыто. Удобные места для засады. Сюда фрицы со всей округи сползлись. Видать, Чистяков их крепко прижимает.
— На броне будет отделение десантников.
— Они спрыгнут после первой же пулеметной очереди.
Павел Рогожкин понял, что экипаж ему не доверяет. До этого вроде ладили, а сейчас, когда получили опасную задачу, отношение снова изменилось.
Лишняя болтовня только осложняла задание, и лейтенант изменил тон. Приказал механику проверить давление масла, предупредил десант, чтобы внимательно смотрели по сторонам и сразу открывали огонь, если увидят немецких пехотинцев. Снаряд уже был в казеннике.
— Двигаем, — скомандовал он.
Самоходчики были отчасти правы. Местность для маневрирования и подходы к доту оказались не самые удачные. Вокруг находились запасные траншеи и капониры. Большинство из них были пустые. Основная часть гарнизона сосредоточилась возле командного пункта. Но и здесь находились засады. Уже через сотню метров из окопов ударили гранатометчики.
Заряд фаустпатрона не долетел до цели, а 30-миллиметровая кумулятивная граната не пробила броню. Десантники, вопреки опасениям экипажа, бросать самоходку не пытались и открыли дружный огонь из автоматов.
Миновали полузасыпанный капонир, откуда торчали обломки противотанковой пушки. Проводили глазами раненого артиллериста, пытавшегося спрятаться.
— Тоже жить хочет, — невесело усмехнулся механик.
Но десантники, которые несли постоянные потери, дали несколько очередей и добили немца.
— Чтобы в спину не пальнул!
Пока «зверобой» находился вне зоны обстрела, но едва выскочили на открытое место, выстрелило орудие из дота. Болванка ударилась о каменистую землю, отрикошетила и врезалась в кусты, которые сразу задымились.