Зверобой, или Первая тропа войны

Купер Джеймс Фенимор

— Вы можете спросить мое имя у вашего пленника, — сказала девушка. — Меня зовут Юдифь. И о Юдифи много говорится в книге бледнолицых, которая называется Библией. Если я птица с красивыми перьями, то у меня все же есть имя.

— Нет, — ответил коварный гурон, внезапно заговорив довольно правильно по-английски. Он хотел этим доказать, что до сих пор только притворялся, будто не понимает этого языка. — Я не спрошу у пленника. Он устал, он нуждается в отдыхе. Я спрошу мою дочь со слабым умом. Она говорит правду. Поди сюда, дочь, отвечай. Твое имя Гетти?

— Да, так меня зовут, — ответила девушка, — хотя в Библии написано «Эсфирь».

— Значит, твое имя тоже написано в Библии. Все написано в Библии. Ладно. Как ее имя?

— Юдифь — так пишется в Библии, хотя отец иногда называл ее Джуди. Это моя сестра Юдифь, дочь Томаса Хаттера, которого вы называли

Выхухолью, хотя он вовсе не был выхухолью, а таким же человеком, как вы сами; он жил в доме на воде, и этого должно быть вам достаточно.

Улыбка торжества засветилась на сморщенной физиономии вождя, увидевшего, каким успехом увенчалось его обращение к правдолюбивой Гетти. Что касается самой Юдифи, то в тот миг, когда сестру ее подвергали допросу, она увидела, что все погибло, ибо никакими знаками и даже увещаниями нельзя было заставить солгать правдивую девушку. Юдифь знала также, что отныне тщетны будут все попытки выдать дикарям дочь Выхухоли за принцессу или знатную даму. Она поняла, что ее смелый и остроумный план кончился неудачей по самой простой и естественной причине. Тогда она обратила свои глаза на Зверобоя, молчаливо заклиная его спасти их обоих.

— Ничего не выйдет, Юдифь, — сказал молодой человек в ответ на этот взгляд, значение которого он понял. — Ничего не выйдет. Это была смелая мысль, достойная жены генерала (в это время Расщепленный Дуб отошел на некоторое расстояние и не мог слышать их разговор), но этот минг не совсем обыкновенный человек, и его нельзя обмануть такими затейливыми хитростями. Все должно идти своим обычным порядком, чтобы облако могло затуманить его глаза. Слишком трудно заставить его поверить, будто королева или важная дама живет в здешних горах. Без сомнения, он догадался, что красивое платье, в которое вы одеты, принадлежит к числу вещей, награбленных вашим отцом или тем, кто считался когда-то вашим отцом.

— Во всяком случае, Зверобой, мое присутствие здесь спасет вас на некоторое время. Они вряд ли посмеют мучить вас у меня на глазах.

— Почему не посмеют, Юдифь? Неужели вы думаете, что они будут больше считаться с бледнолицей женщиной, чем со своими сквау? Правда, ваш пол, по всей вероятности, избавит вас от пыток, но он не спасет вашей свободы и, быть может, не спасет даже вашего скальпа. Мне бы очень хотелось, чтобы вы не приходили сюда, добрая Юдифь; мне от этого не будет никакого проку, а вам может причинить большой вред.

— Я могу разделить вашу судьбу! — ответила девушка с великодушным энтузиазмом. — Они не причинят вам никакого вреда, пока я стою здесь и могу помешать этому… если только…

— Что такое, Юдифь? Каким способом хотите вы остановить индейскую жестокость или помешать их дьявольским выдумкам?

— Не знаю, Зверобой, — ответила девушка с твердостью, — но я могу страдать с моими друзьями и умереть с ними, если это будет неизбежно.

— Ах, Юдифь, страдать вам, быть может, придется, но вы не умрете, пока не наступит ваш час! Вряд ли такую красивую женщину, как вы, может ожидать что-либо более жестокое, чем судьба жены одного из вождей, если, впрочем, при ваших склонностях вы согласитесь стать подругой индейца. Поэтому было бы гораздо лучше, если бы вы остались в ковчеге или в «замке». Но что сделано, то сделано. Однако, что вы хотели сказать вашим «если только»?

— Опасно говорить об этом сейчас, Зверобой, — ответила девушка скороговоркой, проходя мимо него с беззаботным видом. — Лишние полчаса теперь для нас — все. Ваши друзья не теряют понапрасну времени.

Охотник ответил ей благодарным взглядом. Затем он снова повернулся к своим врагам, как бы готовясь встретить ожидавшие его пытки. После кратковременного совещания вожди пришли к окончательному решению. Хитрость Юдифи сильно поколебала гуманные намерения Расщепленного Дуба. Девушка добилась результатов, прямо противоположных ее ожиданиям. Это было весьма естественно: индеец не мог простить, что его едва не одурачила неопытная девушка. В это время уже все поняли, кто такая Юдифь; слава о ее красоте способствовала разоблачению. Что касается необычайного наряда, то он отошел на второй план и на некоторое время потерял свое обаяние, так как все были заинтересованы таинственными животными с двумя хвостами.

Итак, когда Расщепленный Дуб снова взглянул на пленника, то на лице у него было уже совсем другое выражение. Он не хотел больше щадить бледнолицего и не был склонен далее откладывать самую страшную часть истязания. Эта перемена в настроении старого вождя быстро сообщилась молодым людям, которые спешили закончить

все приготовления к ожидаемому зрелищу. Они наспех сложили возле ближайшей сосны сухие ветки и пни, заострили щепки, чтобы воткнуть их в тело жертвы, а затем поджечь, и приготовили веревки, чтобы привязать пленника к дереву. Все это они проделали в глубоком молчании. Юдифь, затаив дыхание, следила за каждым их движением, тогда как Зверобой стоял невозмутимо, словно сосна на холме. Впрочем, когда воины подошли к нему с веревками, молодой человек поглядел на Юдифь, как бы спрашивая, что она посоветует ему — сопротивляться или уступить. Выразительным жестом она посоветовала ему последнее, и минуту спустя его снова прикрутили к дереву. Теперь он был беспомощной мишенью для любого оскорбления или злодейства, которое могли придумать его мучители. Ирокезы делали все очень торопливо, не произнося ни одного слова. Затем они зажгли костер, с нетерпением ожидая, чем все это закончится.

Индейцы не собирались сжечь своего пленника на огне. Они просто хотели подвергнуть его физическую выносливость наиболее суровому испытанию. Для них важнее всего было унести его скальп в свои деревни, но предварительно им хотелось сломить его мужество, заставить его стонать и охать. По их расчетам, от разгоревшегося костра вскоре должен был распространиться нестерпимый жар, не угрожавший, однако, непосредственной опасностью пленнику. Но, как это часто бывает в подобных случаях, расстояние было высчитано неправильно, и пламя начало поднимать свои раздвоенные языки так близко от лица жертвы, что через несколько секунд это могло привести к роковому исходу. Но тут вмешалась Гетти. Пробившись сквозь толпу с палкой в руках, она разбросала во все стороны пылающие сучь я. Несколько рук поднялось, чтобы повалить дерзкую на землю, но вожди вовремя остановили своих разъяренных соплеменников, напомнив им, с кем они имеют дело. Сама Гетти не понимала, какому риску она подвергается. Совершив этот смелый поступок, девушка, нахмурив брови, стала оглядываться по сторонам, как бы упрекая насторожившихся дикарей за их жестокость.

— Благослови тебя бог, милая сестра, за это смелое дело! — прошептала Юдифь, слишком ослабевшая, чтобы совершить какой-нибудь поступок. — Само небо внушило тебе эту мысль.

— Это было очень хорошо задумано, Юдифь, — подхватил пленник, — это было очень хорошо задумано и вполне своевременно, хотя, в конце концов, может оказаться и весьма несвоевременным. То, что должно случиться, пусть уж лучше случится поскорее. Если бы я вдохнул полный рот этого пламени, никакие человеческие силы не могли бы спасти мою жизнь. А вы видите: на этот раз они так обвязали мой лоб, что я не имею возможности двигать головой. У Гетти были хорошие намерения, но, быть может, лучше было бы позволить огню сделать свое дело.

— Жестокие, бессердечные гуроны! — воскликнула Гетти в припадке негодования. — Вы хотите сжечь человека, словно березовое полено!

Движением руки Расщепленный Дуб приказал снова собрать разбросанные головни. Ирокезы принесли еще дров; даже женщины и дети усердно собирали сухое топливо. Пламя уже вновь начало разгораться, когда индейская женщина прорвалась в круг, подбежала к костру и ногой разбросала горящие ветви. Ирокезы ответили на эту новую неудачу страшным воем; но когда виновная обернулась и они узнали в ней делаварку, у всех вырвался единодушный крик удовольствия и изумления. С минуту никто не думал о продолжении жестокого дела. И молодые и старые столпились вокруг девушки, спеша узнать причину ее внезапного и непредвиденного возвращения. В этот критический момент Уа-та-Уа успела что-то шепнуть Юдифи, незаметно сунула ей в руку какую-то вещицу и затем стала отвечать на приветствия гуронских девушек, которые очень любили ее. Юдифь снова овладела собой и быстро принялась за дело. Маленький остро отточенный нож, который Уа-та-Уа дала ей, перешел в руки Гетти, потому что это казалось самым безопасным и наименее подозрительным способом передать оружие Зверобою. Но слабоумие бедной девушки расстроило тонкие расчеты ее подруг. Вместо того чтобы незаметно перерезать путы, стягивавшие руки пленника, а затем спрятать нож в его одежде, чтобы он мог пустить его в ход в наиболее подходящий момент, Гетти на глазах у всех принялась резать веревки, стягивающие голову Зверобоя, дабы он снова не подвергся опасности задохнуться от дыма. Конечно, гуроны заметили это и схватили Гетти за руки, когда она успела освободить от веревок только плечи пленника. Это открытие сразу навлекло подозрение на Уа-та-Уа. К удивлению Юдифи, смелая девушка при допросе не отреклась от своего участия во всем совершившемся.