Зверолов
Шрифт:
Разумеется, боевое оружие применять нельзя. Убить или хотя бы травмировать добычу — настоящий позор для охотника-спортсмена.
Первое время Троост и Хаусер постоянно перекликались. Потом Хаусер заметил в ультрафиолетовом свете смазанные липкие отпечатки и с головой ушел в выслеживание добычи. Он по-прежнему присутствовал в угловом субэкране на визоре Трооста, но в разговор больше не вступал.
Троосту и самому стало не до этого. Он опустил на лицо респиратор, чтобы защитить кожу и дыхательные пути. Здесь, рядом с поверхностью, воздух еще пригоден для дыхания, но чем глубже, тем больше в нем становилось сероводорода. Подземные
Именно благодаря кислоте и сероводороду эти пещеры и кишат жизнью. Стены покрыты склизкими колышущимися коврами, на которых пасутся стада насекомых. Эти ковры — сложные колонии бактерий. Настолько сложные, что некоторые таксономисты даже предлагают считать их многоклеточными… не животными, конечно, не растениями и не грибами, а совершенно другим царством.
Эти бактериальные колонии питаются сероводородом и сами, в свою очередь, дают пропитание множеству существ. Они — основа пищевой цепочки Геенны. Их едят насекомые, насекомых — насекомоядные, а тех — хищники вроде акавиша.
Ночное зрение Троосту почти не требовалось — на потолке светятся сотни тысяч голубых огоньков. Это хищные черви-удильщики — толааты. На их свет летят обманутые насекомые и попадаются в ужасные ловушки из шелка и слизи.
Кроме толаатов в течение следующего часа Троост имел возможность наблюдать хафарперэта, хадафа, арцава и стаю аталефов. В переводе на всеземной эти слова звучат совершенно банально — «крот», «землеройка», «медведка», «летучая мышь». По давней традиции названия животным и растениям Нового Эдема даются на одном из старых земных языков — иврите.
Названия стали для таксономистов настоящей головной болью. Уже сейчас известно более двухсот живых планет, и на каждой тысячи крупных видов — а уж всякую мелкоту и считать некогда. Попробуй придумай для всех них названия — причем оригинальные, благозвучные и не повторяющиеся. Поймешь тогда, какую громадную работу проделал библейский Адам.
Биологическая номенклатура давно отказалась от латинских наименований, перейдя на цифро-буквенную кодировку. Официальное обозначение жизнеформы состоит из тридцати четырех символов и включает звездно-планетарный код, инициалы первооткрывателя, год открытия и таксономическую классификацию (на месте неустановленных рангов временно ставятся нули). Это удобно для систематики и легко расшифровывается, но непригодно в повседневном обращении. Общеупотребительные наименования тоже необходимы.
Хорошо, когда на планете есть аборигены — можно использовать местные названия. Иногда и здесь случаются казусы — одно из крупных одомашненных животных Пана, например, зарегистрировано под названием «чъы-ха-до», что в переводе с туземного языка означает «это мое, не трогай». Но это уже не так важно.
Чтобы как-то облегчить процесс, за помощью обратились к старым языкам. Взять тот же Новый Эдем. Аталеф совершенно не родственен земным рукокрылым, но у него тоже есть перепончатые крылья — вот и назовем его «летучей мышью». Только на иврите. Хафарперэт обладает огромными когтями, роет землю и питается насекомыми? Будет «кротом». И не важно, что он вчетверо крупнее земного крота, а вместо шерсти покрыт скользким «целлофаном».
Подобную же картину можно увидеть на многих других планетах. Редко за какими закреплен «собственный язык» — чаще исследователи все же проявляют фантазию, ищут аналоги в мифах, сказках, литературе и кино, добавляют
С погружением в недра шагать приходилось все осторожнее. Становилось темнее, туннели причудливо извивались, могли неожиданно расшириться в огромный зал или сузиться до тесной щели. Пару раз Троост пролезал с большим трудом, втягивая свой объемистый живот, а один раз ему даже пришлось ползти на четвереньках.
Маячащий впереди дрон-разведчик иногда попискивал, предупреждая о трещине или яме. Луч его фонаря выхватывал из мрака то небольшой водопад, то глубокий колодец. Повсюду виднелись нагромождения гигантских глыб, а в потолке зияли провалы — из некоторых даже пробивался слабый свет. Ходы разбегались в разные стороны и снова сходились на перекрестках. Все они были похожи друг на друга, и зверолов то и дело сверялся с трехмерной картой, висящей в углу зрения.
Но через некоторое время Троост выбрался на один из «проспектов» — длинных широких туннелей, проложенных подземными реками. Здесь было почти сухо — поток воды давно сменил русло, то ли уйдя в глубину, то ли просто сместившись в сторону. На гладком потолке не было ни единого сталактита — вместо них мерцали созвездия толаатов.
Живности здесь тоже было несравнимо больше. В воздухе вилась мошкара, стены шевелились многоногими коврами, под ногами постоянно что-то хрустело. Порой мелькали и зверьки покрупнее — то высунется хафарперэт, то проползет суетливый арцав.
Но Троост искал барвазанов. И не просто барвазанов, а барвазанов, собирающихся спариваться. Сейчас у них брачный период, так что свадьбы играются повсеместно, но Геенна огромна, а барвазан чуть побольше человеческого предплечья. Можно месяц бродить по туннелям и так ни одного и не встретить.
Однако задача сильно облегчается, если у тебя есть биоискатель. Троост еще на Венере взял образец тканей барвазана, приготовил генетическую метку и теперь спокойно шел по следу. В углу его визора светилась карта туннелей, а на ней — все барвазаны, зафиксированные в радиусе километра. Оставалось только методично просеивать их.
На одиночных зверьков Троост не обращал внимания. Его интересовали парочки. И лучше не такие, что уже вплотную друг к другу — эти закончат амурные дела раньше, чем зверолов до них доберется, — а те, что еще в стадии ухаживания. Троост хотел заснять весь процесс — с первого момента и до последнего. Наверняка есть какой-то нюанс, которого им недостает в зоопарке — специальный корм или местоположение… Должна же быть причина, по которой они мечут неоплодотворенную икру…
Троосту вспомнился схожий случай на Протее. Некоторые тамошние формы жизни оказались трехполыми. Самец, самка и гермафродит. И успешное спаривание требует всех трех полов одновременно. Самец обрабатывает гермафродита, гермафродит — самку, и только таким путем сперма успешно попадает куда нужно. Биологи обнаружили это далеко не сразу.
Но барвазаны несомненно двуполы, это установлено точно. Так почему же они не размножаются?
Даже с биоискателем поиски подходящей пары затянулись. Барвазаны вели себя чопорно, словно англичане викторианских времен. Деликатно кушали со стен склизкое месиво бактериальных колоний вместе с насекомыми, время от времени легонько пофыркивали, но совершенно не стремились заканчивать прелюдию.