Звезда цесаревны. Борьба у престола
Шрифт:
Один за другим члены Совета подписали патент, и он был вручён Василию Лукичу для подписания императрице. Кроме того, было решено поспешить с присягой и обнародованием кондиций и проекта князя Дмитрия Михайловича. Затем верховники приступили к рассмотрению подробностей въезда.
День был необычайно светлый и ясный. Траурное убранство домов было заменено праздничным. Всюду развевались флаги, балконы были убраны цветными коврами. По всему намеченному пути следования императрицы улицы были усыпаны песком и против каждого дома воткнуты ёлки. При въезде в Земляной город и Китай-город
Толпы народа, возбуждённого ожидаемым зрелищем, наполняли все свободные места, куда только пускали. Цепи солдат с трудом сдерживали напор любопытных. От Земляного города до Воскресенских ворот были вытянуты ряды армейских полков. От Воскресенских ворот и Красной площади до Успенского собора выстроились гвардейцы.
Яркое солнце освещало блестящую картину императорского кортежа. Шествие открывала гренадерская рота Преображенского полка, верхами; за ними следовали запряжённые цугом, с форейторами и слугами в цветных, парадных ливреях, пустые кареты, счётом двадцать одна, генералитета и знатного шляхетства. За ними ехало восемь карет, каждая в шесть лошадей цугом. В этих каретах помещались некоторые члены Верховного тайного совета, фельдмаршал Иван Юрьевич, князь Юсупов, Лопухин и ещё несколько знатнейших лиц.
За этими каретами, в камзолах, расшитых золотыми галунами, с изображёнными на них двуглавыми орлами, важно выступали четыре камер-лакея; за ними, запряжённые лошадьми в золочёных шорах, с форейторами и кучерами в придворных ливреях, двигались семь карет, из них в трёх помещались придворные дамы, между которыми, по желанию императрицы, была графиня Ягужинская с дочерью. Здесь же были Лопухина, Юсупова, Чернышёва, Салтыкова, фрейлины императрицы и другие.
На великолепном белом коне, с чепраком, украшенным золотыми гербами, ехал во главе двадцати всадников, представителей знатнейшего шляхетства, генерал князь Шаховской. У чинов шляхетства все кони были белые, как на подбор, в золочёных уздечках и стременах.
Наконец показались трубачи и литаврщики с серебряными трубами и литаврами, а за ними на вороных конях кавалергарды в красных с золотым шитьём мундирах, с длинными палашами с вызолоченным эфесом. Их вороные кони были покрыты красными чепраками. Также красным сукном были обтянуты сёдла, уздечки, чушки для пистолетов и весь конский прибор. Стремена были вызолочены. Во главе кавалергардов ехал муж царевны Прасковьи, Иван Ильич Дмитриев — Мамонов. За кавалергардами ехали два камер-фурьера, шли двенадцать придворных лакеев и четыре арапа и скорохода, и вот показалась запряжённая девятью богато убранными попонами голубого бархата с серебряными вензелями лошадьми Тяжёлая, парадная карета императрицы с большими зеркальными стёклами. Лошадей вели под уздцы придворные конюхи.
У правой дверцы кареты ехали Василий Лукич и генерал Леонтьев, у левой — Михаил Михайлович Голицын-младший, генерал Шувалов и, по желанию императрицы, Артур Вессендорф, обращавший на себя внимание золочёным шлемом, золотыми латами и всем своим рыцарским нарядом. За каретою снова ехал отряд кавалергардов под командой Никиты Трубецкого, брата фельдмаршала. Шествие замыкалось гренадерской ротой Семёновского полка.
В карете вместе с императрицей сидели её сёстры
Кортеж вступил в Земляной город. Стоящие на пути следования войска взяли на караул. Музыка заиграла встречу, медленно склонились победные знамёна. Забили литавры и запели серебряные трубы кавалергардов, и вдруг воздух дрогнул от оглушительного салюта из семидесяти одного орудия…
Словно наяву свершался чудесный сон. Ещё не замер гул орудий, раздался звон, казалось, почти одновременно, со всех бесчисленных колоколен святой Москвы. Этот красный колокольный звон сливался с торжественными звуками военной музыки и восторженными криками народа.
— Императрица всероссийская!
— Ты слышишь, Анна! — с загоревшимися глазами говорила Екатерина. — Ведь это всё твоё! И эта Москва, и это войско, и этот народ! Будь смела! Если бы я была на твоём месте, я приказала бы своему караулу выкинуть этих верховников в окно!
Анна крепко сжала ей руку, указывая глазами на Елизавету. Но цесаревна, по-видимому, не слыхала этих слов. Она сидела, выпрямившись, бледная, с нахмуренными бровями. Её сердце мгновенно обожгла мысль, что всё это; могло бы быть её! Что эти войска, этот народ так же приветствовал бы её! И она пожалела, что в своё время не послушалась энергичного Лестока!
Гудели колокола, играла музыка, и гремело восторженное «ура». И чем ближе подвигался кортеж к самому сердцу Москвы, к Кремлю, тем, казалось, радостнее звонили колокола и восторженнее раздавались крики народа.
Ещё оглушительнее раздался залп из восьмидесяти пяти орудий, когда кортеж вступил в Белый город. Там у триумфальных ворот Анну встретили члены Синода, всё высшее духовенство, бывшее в то время в Москве, во главе с Феофаном Прокоповичем, — с крестами и иконами.
В Кремле Анна прежде всего направилась в Успенский собор. У собора блестящей толпой стояли в парадных одеяниях сенаторы, члены и президенты коллегий, не принимавшие участия в кортеже, а также не находившиеся в строю офицеры и придворные дамы.
В стороне от них с надменным видом стояла «государыня-невеста», наконец согласившаяся показаться императрице, главным образом из желания самой посмотреть на неё. Рядом с ней, бледная, томимая печальными предчувствиями, стояла Наташа Шереметева.
Среди офицеров были и три друга — Шастунов, Дивинский и Макшеев. Макшеев имел недовольный и хмурый вид. Он всю ночь играл в карты и проигрался до последнего гроша; уже рано утром он отправил своего Фому в Тулу к отцу за деньгами. Он знал по опыту, что раньше, трёх дней ему не обернуться. Он, конечно, легко мог бы достать денег у Шастунова и Дивинского, но не хотел, решив провести три дня «по-человечески» — отдохнуть и выспаться.
Императрица вступила на паперть собора. И снова грянул салют из ста одного орудия, так что дрогнули старые стены Кремля, и ему ответили троекратным беглым огнём от Успенского собора до Земляного вала расставленные войска.
Из Успенского императрица прошла в Архангельский собор поклониться гробнице предков и новопреставленного императора. Затем, в сопровождении знатнейших лиц, она отбыла в приготовленный ей кремлёвский дворец.
Государыня-невеста, несмотря на уговоры отца, резко отказалась ехать во дворец. Отказалась и Наташа.