Звезда цесаревны. Борьба у престола
Шрифт:
— А как ты думаешь, — продолжала между тем княжна, высказывая вслух мысли, закружившиеся в её голове, — ведь быть женой какого-нибудь мещанина или мужика ещё безопаснее... особенно если с ним жить в какой-нибудь трущобе на краю света?
— Вы, княжна, шутите, — растерянно заметила её слушательница, убеждаясь всё больше и больше, что предположение её верно: она повредила графу во мнении его возлюбленной, легкомысленно повторив его слова. С такой умной особой, как княжна, очень опасно говорить всё, что взбредёт на ум, с нею надо каждое слово обдумывать.
— Я не шучу, — продолжала между тем княжна, — и если речь идёт об опасности...
— Не об одной опасности, а также о почёте: граф особенно напирал на почёт и на честь породниться с фамилией графов Мелиссино.
— А скажи, пожалуйста, — весело прервала её княжна, как бы для того, чтоб дать ей понять, что ей не для чего больше распространяться о высоких достоинствах фамилии Мелиссино, потому что всё равно ей не поверят, — скажи, пожалуйста, объяснила ты ему, что твоя комната на самом верху, под крышей, рядом с чердаками?
— Ничего не могла я ему объяснить, он был сегодня особенно расстроен, уверял, что за нами подсматривают, беспрестанно озирался по сторонам и скрылся у меня из виду раньше, чем я успела раскрыть рот, чтоб ему сказать, что пролезать ко мне через окно очень неудобно...
— Пусть, значит, сам на себя пеняет, если затея его не удастся. Иди себе спать. Завтра придётся нам рано вставать: государь желает ехать до завтрака верхом на мельницу, и нам надо быть готовыми к восьми часам. Пётр Второй хотя и не испанский граф, но тем не менее всё-таки русский царь, и заставлять его ждать нам неудобно, — небрежно проговорила она, отворачиваясь от своей компаньонки и протягивая руку за книгой в кожаном переплёте, взятой из библиотеки отца, чтоб читать на сон грядущий.
Это были сочинения французского писателя Брантома, весьма остроумного и забавного писателя, которого княжна Катерина уже читала в Варшаве и хотела перечитать здесь.
Всегда интересовалась она любовными авантюрами и их замысловатыми завязками и развязками, но в эту ночь она была особенно расположена увлекаться похождениями знатных французских дам, так живо и красноречиво описанных талантливым писателем, что, мысленно переживая их радости, страхи, волнения и отчаянье, она невольно спрашивала себя: что сказал бы мосье Брантом, если бы узнал историю её жизни, и не сознался ли бы он тогда, что, каким бы богатым воображением ни обладал писатель, никогда ему не придумать того, что случается в действительной жизни? Какое великое множество всевозможных любовных авантюр пережила она на своём коротком веку! Как странно, изумительно и невероятно то, что она переживает в настоящем, а что ждёт её в будущем?.. Этого даже и ей самой невозможно себе представить!..
Сделаться русской императрицей! Одной из первых женщин в мире! Восседать на троне в золотом венце, в горностаевой мантии, выше всех, всех в целой России! Очутиться вдруг так недосягаемо высоко и далеко, что все преклонят перед нею колени и будут считать за величайшее счастье быть допущенным к её руке!..
Книга соскользнула с атласного одеяла на ковёр у её кровати, и, подняв кверху красивую обнажённую руку, она стала ею любоваться.
Такая прекрасная ручка достойна поцелуев тысячной толпы. В России царицей будет красавица в полном смысле этого слова: изящная, умная, талантливая, на иностранный манер воспитанная, со многими посланниками будет она беседовать на их родном языке, со всеми королями и королевами сумеет вести переписку, без помощи секретаря. Таких цариц в России ещё не бывало. Восхищаются цесаревной! Есть чем, нечего сказать! Даже порядочного любовника выбрать себе не умеет из великого множества без ума в неё влюблённых юношей. Отличила какого-то Шубина из мелких дворян, грубого, без малейшей полуры, ни встать, ни сесть не умеет, ни танцевать, ни говорить по-французски, ни одеваться, как подобает его положению, ни вести светского разговора... И это фаворит претендентки на русский престол! Срам! Последний из воздыхателей княжны Катерины не согласился бы взять к себе в дворские юноши этого Шубина, а граф Мелиссино даже и в конюхи не нанял бы такого увальня...
Мелиссино!
Она откинулась на подушки, закинула руки за голову и, устремив глаза в голубой штофный потолок алькова,
Этот тоже её любит и, может быть, больше всех прочих... Нешуточной опасности подвергается он, не повинуясь приказанию царя и Долгоруковых и со дня на день откладывая свой отъезд из России в надежде её увидеть, услышать её голос, сорвать последний поцелуй с её губ...
Большего он, разумеется, не достигнет. Не убежит она с ним в Испанию, как он мечтает, чтоб похоронить себя в старом скучном замке, с ворчливыми и скупыми стариками, рожать детей, считать кур и цыплят, приносимых фермерами, рассчитывать каждую копейку, перешивать старые платья, ездить в дребезжащей колымаге в гости к таким же смешным провинциалам, как и хозяева рыцарского замка Мелиссино, или пресмыкаться перед коронованными особами и их родственниками в качестве супруги посланника, делать перед ними низкие реверансы, целовать у владетельных принцесс ручки, льстить им, подлаживаться под их характер и расположение духа, вместо того чтоб самой сделаться императрицей обширного государства, — надо с ума сойти, чтоб сделать такой низкий выбор и, отвернувшись от лучшего, польститься на худшее! Никогда не думала она, чтоб Мелиссино был так прост и самонадеян! Он её дурой считает. Но она ему докажет, что он ошибается. Глупая Стишинская совсем раскисла от свиданий с ним. Она воображает, что он так неотразим, что следует, не задумываясь, пожертвовать царским венцом из-за его прекрасных глаз...
А глаза у него действительно прекрасны, и чувствовать на себе его влюблённый взгляд очень приятно... Но мало ли на свете красивых чёрных глаз, а русская корона — одна в целом мире!
С этими мыслями она заснула, и ей снились толпы молодых красавцев, умолявших её о поцелуе, в то время как золотой царский венец спускался с неба над её головой, а у ног её, на необозримом пространстве, толпился народ, которого она сознавала себя полновластной повелительницей... По временам где-то в стороне и как бы в тумане появлялся смутный образ мальчика, который должен был надеть на неё эту корону и облечь её в порфиру, но если царский венец сверкал так ярко, что глазам было больно на него смотреть, и если порфира, всё шире и шире расплываясь, заволакивала перед нею весь горизонт, то образ царственного жениха, постепенно бледнея, уходил от неё всё дальше и дальше, пока совсем не исчез, оставляя её одну в ореоле величия и власти.
Что это был за сон? Неужели вещий? Неужели она одна будет царствовать над Россией?
Такая перспектива стоила жертв, и она решилась их принести.
Проезжая на другой день с царём под тенистыми сводами столетних деревьев с желтеющей листвой, княжна воспользовалась минутой, когда свита их опередила, чтоб готовить завтрак на берегу речки у мельницы, и объявила, что ей очень бы хотелось скорее переехать в новый дворец, который царь был так милостив для неё приготовить неподалёку от его дворца.
Восхищённый жених отвечал, что желание её может исполниться хоть сегодня, так как дворец готов вполне, и чем скорее переедет в него хозяйка, тем будет лучше.
— Мне же, кстати, дольше оставаться у вас невозможно. Остерман пристаёт с разными скучными делами и уверяет, что я должен непременно вернуться в Москву. Я ему уступлю на этот раз, но зато заставлю и их исполнить моё желание, — прибавил он, искоса поглядывая с лукавой усмешкой на свою даму, замечательно хорошенькую и грациозную в амазонке и в шляпе, с длинной зелёной вуалью, откинутой назад со свежего, раскрасневшегося от воздуха и быстрой езды лица.
— А можно узнать, что желает ваше величество? — спросила она.
— Я желаю с вами скорее обручиться, чтоб уж крепко было, — отвечал он, немного смущаясь под её пристальным, пытливым взглядом.
Они ехали рядом, и так близко друг от друга, что, когда она с улыбкой протянула ему руку, предварительно сняв с неё длинную, расшитую разноцветными шелками перчатку, ему даже и пригнуться не надо было, чтоб поднести её к губам, но она, придерживая поводья другой рукой, порывистым движением к нему нагнулась и слегка поцеловала его в щёку.