Звезда Давида
Шрифт:
– Эх, Ждан, Ждан! Твоя правда, да уж больно жалко добра-то! А так хорошо получалось, пока проклятые басурманы не решили отобрать у генуэзцев Тану [8] .
– Не отобрали же. Стало быть, ещё не время. Татарам город слишком хорошо платит, а что они возьмут без италийцев? Шиш, да и только.
– Так всех купцов наших пограбили, Матюха! – в отчаянии возопил купец. – А что нас ждёт впереди? Всякий бродячий татарин может нас ещё грабануть.
– Так у нас грамота! Посмеют ли?
8
Тана –
– Ещё как посмеют, ироды проклятые! Что им крымская грамота! Тьфу! – сплюнул Стогин Матвей за борт ладьи. И ветер отнёс плевок к носу судёнышка. – Давай лучше парус поднимать. Ветер, кажись, с полудня задувает. Эй, кормщик, чего ждёшь, болван? Гребцы давно ждут паруса. Истомились, поди!
Парус подняли, ладья побежала резвее, а гребцы в изнеможении повалились друг на друга, источая вонь грязных потных тел.
Всего на ладье было более пятнадцати человек. Под крышей из дерюги сложены товары, которых было вдвое меньше положенного. Там же в случае непогоды сидели купец с приказчиком, остальные накрывались чем попало и изрядно мокли и мёрзли, если погода была вроде теперешней.
Ледоход только закончился, но вода была высокой, а течение – сильным.
Близился вечер, однако кормщик не искал пристанища на ночь. Безопаснее ночевать на ладье, став на якорь где-нибудь в укромном затончике под ракитами.
– Эй, хозяин, – прокричал гребец, поднимаясь во весь рост. – Нам кто-то машет руками. Кричат, да далеко, не слыхать.
– Пусть машут. Татары западню надумали нам устроить. – Стогин чуть глянул на берег. Саженях в ста пятидесяти увидел двух всадников, стоящих на стременах и махающих шапками. – Не приставать!
– А вдруг наши? Беглые из татарского полона? – осмелился сказать гребец.
– Вот сам и пытайся им помочь. Прыгай в воду и посмотришь, что за люди.
Купцу никто не ответил, слыша в его словах часть правды. Шутить с таким не приходится. Ладья в молчании проползла мимо.
Остальные суда отстали на добрых триста шагов и лишь показались из-за мыска, тоже распустив паруса.
– Вон Никитич правит к берегу, – заметил кормщик. Указал рукой за корму и добавил: – С того станется. Да он и ближе к берегу идёт. Там течение потише.
– А ты ж чего по стрежню прёшь, дурья башка? – озлился купец.
Кормщик не ответил, понимая свою оплошность.
Вскоре все увидели, как ладья Никитича приспустила парус, приблизившись к берегу сажени на четыре. Видно было, как идут переговоры. Один из гребцов с сожалением проговорил:
– Жаль, что не слышно. Об чём разговор ведут? И кто те люди?
– Узнаешь, потерпи, Савка, – оборвал его товарищ. – Ещё хозяин накажет.
– А за что? – удивился Савка, но спорить не стал. Понял, что не стоит злить купца понапрасну. Потому говорил тихо.
То оказались наши беглецы-путешественники. Измученные и шатающиеся от слабости, они трудно сошли на землю и просили взять их к себе на ладью.
– Мы больше двух недель в пути, хозяин, Христа
– Откуда бежите-то? – допытывался Никитич. – Из плена татарского?
– Не, хозяин, – убеждал Егор. – Не довелось испить чашу полона татарского. Мы ходили по Волге с торговыми делами. Да пришлось бросить всё и скрываться от напавших татар, хозяин. – Егор придумывал на ходу и подталкивал Гузель не перечить. – Все разбежались кто куда, а я вот с этой бабой оказался вместе. Добыли пару кляч и вот добрались до Дона-батюшки. А как далее-то и не знаем. Возьмите, хозяин, Христом Богом прошу. Обузой не будем. Я сам долго ходил по рекам, всё знаю да умею. Баба совсем изнемогла. Два раза с лошади падала от слабости. Возьми, а?
– Говоришь, можешь заплатить? – продолжал допытываться Никитич. – Сколько?
– Дак не знаю, хозяин. Твоя ладья, твоё и слово. Дак и коней отдам…
– Два рубля дашь? – прищурился Никитич.
– Лишь бы до места дотащил, хозяин. А кони?
– Возьмём. Куда их девать-то. Прирежьте, а потом на борт возьмём. Шкура-то тож цену имеет. Так и быть, скостю тебе рубль. Только работать будешь.
– За то не тревожьтесь, хозяин. У меня и оружие имеется. Могу и отпор татарве учинить, не дай Бог!
– Ты поторопись с конями-то. Время идёт. Вишь, как меня обошёл последний струг. А вечер близок.
– Хозяин, брось хоть корку бабе, – попросил Егор. – Вовсе ослабела она.
– Будет тебе корка, парень, – ответил Никитич и распорядился отвалить с малым челноком к берегу.
Двое гребцов проворно подвели лодчонку к борту и в несколько гребков причалили к берегу. Вышли и принялись помогать Егору свежевать уже лежащих на земле коней. Один из людей передал Гузель тряпицу, заметив с улыбкой:
– Наш хозяин – человек доброй души. Ешь, пока мы тут управимся. Меня зовут Макаром.
Гузель трясущейся рукой приняла тряпицу, развернула и с жадностью принялась есть лепёшку с куском рыбы и луковицу. Запить было нечем, но и так было просто восхитительно вкусно.
Тем временем туши разделали, снесли в лодку, и не прошло и получаса, как все оказались на борту.
Егор жадными глазами оглядывал ладью, мечтая о еде.
– Егорка, возьми, хозяин велел, – передал миску с пшённой кашей помогавший с лошадьми гребец. – Не забудь поблагодарить хозяина. Оголодал, вижу. Ну, ешь, мешать не стану. А мне пора работать. Вишь, отстали.
Ладья медленно пошла вперёд, а Егор доел кашу, слопал рыбу, а хлеба ему не дали. Подошёл к хозяину, поклонился в пояс, молвил признательно:
– Спасибо, хозяин. Премного благодарен за честь. Вот отдохну и примусь за работу.
При выходе на тихое место кормщик что-то не успел, и ладью развернуло почти поперёк реки. Никитич разразился проклятьями, угрозы сыпались на голову кормщика, а тот, весь в поту от усилий, спешил выровнять ход ладьи. Поскольку все гребцы были заняты на вёслах, пришлось Егору взяться помогать кормщику. Вдвоём они всё ж справились с рулевым веслом и направили судёнышко в нужном направлении.