Звезда Гаада
Шрифт:
Проворчала:
— Почему бы и нет?
Может, Благ меня разозлит, а я его прикончу? Да разве ж я убийца? К тому же, он и так уже не живой. Если это ад, а Благ — главный демон, то он вполне может иметь несколько жизней. Хорошо бы, чтоб они рано или поздно закончились. Мамочки, а кто же тогда я?.. Что если я сама уже на операционном столе померла? Заснула и не проснулась? Если они мне что-то случайно зацепили, что не восстановить уже? Ох, а если меня уже давно на кладбище в родном мире закопали?!
— Аристократы — это цветы каждого народа, — заявил светловолосый с гордостью.
Ворчу
— Уже белый Старейшина, хранитель, а всё ещё мнит себя аристократом. Ну, не смешно ли?
Парень покраснел, побледнел, опять покрылся ярким румянцем, сжал и разжал кулаки. Услышал. И кто меня за язык тянул? Вот сейчас он возьмёт, да и сожжёт меня. И с концами. Если Старейшина чернокрылых имел большую силу, то и этот вроде сможет. Особенно, если мёртвый. Или у нежити здешней особый вид силы, жуткой?
Мучительная тишина зависла надолго, наконец Благ дружелюбно улыбнулся:
— Ты права, Кария! Не следует предводителю сил добра и Света задирать нос только от того, что ещё до пробуждения дара он родился в знатной и достойной семье.
Кем он там себя назвал? Мёртвый, да ещё и самый главный у светлых и добрых?! Особенно, если то видение о мальчике-аристократе со скверным характером было из его детства. Кто ж тогда тут злой? Но… Гаад тоже хорош, взял и потребовал, чтобы никаких Посланников мир его родной защищать не приходило. Да и… А если Гаад и сам уже когда-то умирал? Это не мир, а кошмар какой-то!
— Ты мудра, как и полагается изначальной хранительнице, — добавил белокрылый.
А вот этот парень точно глуп как пробка, если он меня счёл… Не, ну я ж не дурочка какая-нибудь! И, окажись я изначальной, хотя и дико бесполезной, нас уже несколько будет. Я и Неёла. А Гаад как-то говорил, что если изначальных уже двое, то кто-то из нас может считаться новой Старейшиной изначальных. Не, от меня-то никакого толку. Скорее уж, если этому миру повезёт, тут проявятся ещё несколько краснокрылых хранителей. И мир ещё продержится.
О, точно! А вдруг это такая компенсация, что больше не приходили Посланники? Если изначальные могущественнее белых и чёрных хранителей, то, может, изначальные и сами справятся? Угу, а я буду самой никчёмной изначальной на свете. Нет, что за подлая судьба? Меня занесло в иной мир, чтоб я была самой никчёмный из самых крутых местных? Якобы крутых. Явно не всех. Нет, я не против отдать статус Старейшины изначальных Неёле. Но быть вроде могущественной и при этом совсем бессильной или с изуверским коварным и непредсказуемым проявлением сил — это ад. Это очень обидно. Но, увы, как ни учил меня Гаад, я так и не исправилась. Он проворчал как-то раз, что будто бы слепого живописи обучает. Или человека с завязанными глазами. Хорошо, если всё-таки второе, ведь повязку с глаз ещё можно снять, а вот со слепотою бороться бесполезно. Но я не могла. Я слышала теорию. Поняла. В теории всё вроде понятно было. Но взглянуть на глубину и увидеть те самые изначальные силы и их состояние, никак не могла. Не могла повлиять на них осознанно.
А Благ улыбался. Как-то… приторно. Вот ведь мерзавец этот белокрылый! Умеет подлизываться комплементами. Явно умеет. И одет стильно. Богато даже одет. Вот, пытается меня очаровывать. Так ведь недолго до того, чтобы самой прыгнуть к нему в постель! Тьфу, я итак на какой-то кровати стою. Ох, и на мне сейчас одна только ночная рубашка, разве что плотная, длинная, с рукавами, прямо как будничное платье. А под нею никакого белья нету. И рядом со мною сдохший бабник. Тьфу, блин!!! Да за что же мне такое «везение»?!
— Я дерзнул подобрать тебе одежду, — заворковал демон, разворачивая свёрток, — Не дело единственной изначальной бродить по Белой земле в ночной рубашке.
И тут он вытащил и развернул передо мной нечто восхитительное: небесно-голубое, с рюшечками, с потрясающей синей вышивкой.
— К тому же, не пристало тебе ходить с косой, как обычной простолюдинке. Всё-таки, хранители — это особый вид людей, — и с изяществом волшебника он свободной рукой вытащил из свёртка изумительную серебряную заколку с узором из бирюзы и тёмного дерева.
— Я удалюсь, дабы прекрасная Кария смогла переодеться, — искуситель понимающе подмигнул мне, — Заодно узнаю, не готов ли завтрак. Надеюсь, эти дураки приготовят нечто подобающее первой трапезе с изначальной, — Благ оставил платье и заколку на столе, а сам выпрыгнул в окно.
Соскочила с кровати, подбежала к подоконнику — он как ни в чём ни бывало улетал в долину, к светлым каменным домикам, казавшимся отсюда игрушечными. Так, надо переодеться, пока он не вернулся.
Оказалось, что в свёртке так же были серебряные украшения с бирюзой, духи, расчёска, и нижнее бельё, представляющее собой маечку до середины бедра и воздушные широкие штанишки — оба предмета были мягкие, но плотные, не просвечивающие, и отделаны кружевами. Я поспешила спрятаться за спинку кровати, дабы не мелькать своими формами в окнах — их в комнате было аж три, да ещё и такие огромные. Приодевшись, вернулась к свёртку и под потрясающим куском кружев ручной работы, оказавшимся полотенцем, обнаружила зеркальце.
Когда Благ опустился на подоконник, я была уже одета и сосредоточенно расчёсывала волосы. Расчёска-гребень была из дерева, тщательно отшлифована, так что я не нацепляла себе заноз. А ещё мои волосы от неё не пушились, так что пользоваться ею было в удовольствие. Парень мягко забрал у меня расчёску. Прежде чем я успела его оттолкнуть, завладел моими волосами. Мягко, но настойчиво. Почему-то мне не хотелось вырываться из этих нежных холёных рук, которые с такой лёгкостью заплели мои волосы в косу из четырёх прядей, свернули короной на голове и закрепили этой красивой заколкой, а так же ещё несколькими маленькими, но тоже симпатичными. Один локон парень оставил кокетливо спадать мне на плечо. И вдруг легко касаясь, провёл кончиками пальцев по моей шее, по плечу.
Очнувшись от его чар, отскочила прежде, чем он полез дальше.
— В детстве я помогал маме причёсываться. Но у неё были не такие роскошные волосы. К тому же, я подумал, что тебе полагается хорошо выглядеть на первой встрече с белокрылыми хранителями. Я принёс тебя прямо сюда, но им не показывал, как они ни просили, — очередная улыбка, будто и не облапал меня только что, — Не следует даме представать на торжественном обеде в плохом виде, верно?
Ворчу:
— Похоже, ты не только на матери практиковался.