Шрифт:
Рисунки Е. Крутских
Когда я пришел к Генке на тренировку в сад, сразу увидел на двери предбанника тетрадный лист. На нем крупно было написано:
Я
— Генк, я посторонний или нет? — спрашиваю через дверь.
— Тебе можно, — он снял крючок, открыл дверь, — входи.
Я вошел в предбанник, и Генка тут же опять накинул крючок.
— «НИИ» — это что такое? — сразу спрашиваю.
— Научно-исследовательский институт, — расшифровал Г енка. — Я возглавляю конструкторское бюро, ты — мой заместитель. Для начала скажи, в какой век мы с тобой живем?
— В двадцатом, — отвечаю.
— Тебя спрашивают, не «в каком», а в «какой». Не по столетиям, а по технике. Понял?
Теперь понял. Вспомнил, что Генка трактор изучал, ну и говорю ему:
— Мы с тобой живем в тракторный век.
Генка махнул рукой.
— Трактора уже полвека тарахтят на земле. А ты подумай о том, что совсем недавно появилось.
Совсем недавно у нас в селе появился водопровод.
— Мы с тобой живем в водопроводный век! — радостно говорю. Генка даже рассмеялся.
— Водопровод был еще в Древнем Риме! Запомни: мы живем в космический век! — поднял Генка вверх указательный палец. — А что находится в космосе, знаешь?
— Небо.
— А в небе? — пристает Генка.
— В небе находятся Солнце, Луна и звезды! — выпалил я ему.
— И планеты, — добавил Генка. — Звезд в космическом пространстве сколько?
Я несколько раз пробовал пересчитать все звезды на небе, да только всегда со счета сбивался. Уж больно их много, звезд-то. Вот если бы каждая звездочка, которую я уже пересчитал, гасла, тогда бы я, может, и добрался до конца. А то они все мигают и мигают… Какую два раза посчитаешь, а какую совсем пропустишь, потом и вовсе со счета собьешься.
Генка сидит на стареньком табурете, смотрит на меня и ждет ответа. Ведь он — начальник конструкторского бюро. Не ответишь ему, он возьмет к себе в заместители кого-нибудь другого из своего класса, а мне скажет, что я неподходящая кандидатура или другие какие слова. Он за словом в карман не полезет. Ну, я и говорю ему наобум, — все равно, думаю, он тоже не знает.
— На небе пятьсот звезд.
Генка усмехнулся.
— Пятьсот… Шесть тысяч видно только невооруженным глазом. А всего в мировом пространстве два миллиарда звезд! Вот сколько.
— Как же ты их сумел пересчитать! — удивился я.
— Это мне стало известно из научной литературы, — признался Генка, он уж врать или хвалиться не станет. — Многие звезды открыли любители-астрономы, в том числе и школьники. Понял? Школь-ни-ки! Во вселенной есть еще неоткрытые звезды. И мы должны их с тобой открыть! Как только я открою новую звезду, назову ее Генгер.
— А что это означает?
— Звать-то меня как?
— Генка.
— Геннадий, — поправил он, — а фамилия моя?
— Герасимов, — говорю.
— Теперь понял?
— Нет.
— Геннадий Герасимов сокращенно значит Генгер. Звезда Генгера — звезда Геннадия Герасимова. Ясно?
— Теперь, — говорю, — все ясно. А если я открою?
— Тогда назовем ее Пшик.
И мне сразу расхотелось открывать свою звезду. Что же это будет за звезда такая, если она Пшик? Пшик — это есть пшик, ничего то есть. Сроду мне не везет! Генкина звезда вон как хорошо будет называться — Генгер. А моя-то — Пшик.
Раньше я думал, что у меня хорошее имя, самого царя Петра так звали, и фамилия тоже хорошая: Шиков. А сокращенно-то выходит — Пшик.
Я только тихо вздохнул и спросил:
— Как же мы будем открывать их?
— Сперва сконструируем свой телескоп, потом будем вести наблюдение за ночным небом. Как только появится новая звезда, мы тут же заметим ее, скажем: «Ага, голубушка, попалась! Теперь ты наша».
— А как будем конс… конструва… делать телескоп?
— По чертежам, они у меня в сейфе, — шепотом ответил Генка.
— Но из чего мы будем делать телескоп?
Генка вздохнул, потеребил себя за челку:
— Кое-что придется доставать: ножницы, клей, бумагу плотную, штатив и два круглых стекла от очков: одно — минус три, а другое — плюс три.
— Откуда мы возьмем все это? — удивился я.
— Одно стекло, плюсовое, достану я — у бабушки. Бумагу, клей купим в магазине. Штатив и второе стекло принесешь ты. Вот только я не знаю, какие очки у твоего дедушки, сколько в них минусов — два, три или четыре.
— Спрошу у дедушки, — говорю Генке.
— Только не говори зачем, — строго наказал он мне, — скажи: секрет — и точка!
И я пошел. Дедушка мой работал ветеринарным фельдшером, а теперь пенсионер, ему уже семьдесят один год. А бабушка все еще работает на ферме телятницей. Она на целых десять лет моложе дедушки и такая веселая, бодрая, никогда ничем не болеет. К ней даже грипп не пристает. Она говорит:
— Я каждый день ем лук и чеснок, поэтому от меня все болезни отскакивают как от стенки горох!
А дедушка иногда прихварывает. Он ведь четыре года воевал на фронте, его там два раза ранило, один раз контузило, да еще обмораживался, потому что на Севере воевал.
Сейчас дедушка сидел в своем любимом кресле у окна и читал газету. Их нам почтальон приносит каждый день целую кипу. Папе — «Правду», брату Борису — «Комсомолку», дедушке— «Сельскую жизнь», мне — «Пионерку», маме — областную, а бабушке — районную. Вот сколько! Да еще журналов дополна… Почтальон тетя Вера говорит, что у нас в семье стопроцентная подписка на газеты и журналы.