Звезда Саддама
Шрифт:
– То-то, – снисходительно усмехнулся Дорошин. – А я здесь разберусь кое с кем.
– И замочу, – подсказал Храмцов.
– Кого надо.
Храмцов надеялся, что и его пригласят покататься на кожаных креслах машины класса «люкс», но Дорошин захлопнул дверцу прямо перед носом. Полированный пузырь гигантского «Мерседеса» плавно откатил со стоянки.
– И разо-гнусь! – приказал сам себе Храмцов, сообразив, что стоит в лакейской позе глубокого прогиба. Но его тут же потянуло к продолжению куража. Наглый Храмцов вернулся в казино, решительно заявил охране, что Дорошин лично поручил ему расследование исчезновения девушки номер «семь». Пропустили.
До полуночи он приставал ко всем подряд с расспросами, раздавал направо-налево свои визитки камермена российско-французского проекта. Взял «интервью» у всех конкурсанток,
Храмцов протрезвел от обилия информации, занёс показания красавиц в блокнотик, где записывались, до этого случая, номера телефонов друзей и подруг. Обслуживающий персонал конкурса разговорчивостью не отличался. Все уклонялись от назойливых расспросов неуёмного верзилы. Часам к одиннадцати вечера, когда всех конкурсанток увезли в гостиницу, охрана казино начала вытеснять Храмцова из помещений, но он ещё умудрился побеседовать в гардеробе с ведущим конкурса – актёром Шелестом, с двумя «звуковиками», что обеспечивали музыкальное сопровождение, и самое главное, набрёл в туалете на прыщавого юношу, из художников-оформителей. Под свирепыми взглядами громил из охраны разговорился с художником ещё минут на двадцать перед писсуарами. Юноша оказался самым ценным свидетелем. Со своим другом-визажистом он не вылезал из-за кулис, перезнакомился со всеми девчонками и пообещал Храмцову, за сто баксов, изобразить в карикатуре всех посетителей и охрану, которую приставили к девушке номер «семь», Светлане Милютиной. Образ и окружение исчезнувшей шатенки набирали визуальные очертания. Храмцов вдохновился на поиски, как ему теперь казалось, похищенной претендентки на корону.
Далеко за полночь, Храмцов поймал такси на проспекте и покатил в Останкино с намерениями услышать голос Дорошина на кадрах с конкурса, тем самым показать новому покровителю совершенство чудо-техники, а заодно и самому понять, кто мог так оперативно сообщить в Париж Жаку Лабродо, что к нему могут нагрянуть с жёсткой аудиторской проверкой партнёры из России.
Чистка
Как оказался верзила Храмцов с просроченным пропуском ночью в телецентре – отдельный рассказ. Можно было бы грустно усмехнуться жалким попыткам атакующих «повстанцев» во время второго отечественного путча проникнуть в здание ТТЦ (телевизионно-технического центра). Разъярённые люди ломились в центральное бюро пропусков, таранили грузовым «Уралом» витрину противоположного здания. А могли тихо, спокойно заползти во множество щелей телецентра, где даже не были выставлены в то время милицейские посты. Затем уже, по команде зачинщиков беспорядков, без шума и пыли занимать эфирное здание. Интересно было бы послушать, какие бы глупости вещали тогда захватчики, типа, опять «бей ж…, спасай Россию!»?! Или нечто более разумное? Глупые люди. Из-за убогих пустобрехов перед телецентром погибли десятки человек. Нынче, в «горячие девяностые» эфир можно спокойно купить за деньги и вещать что захочешь.
По внутреннему телефону, со второго этажа Храмцов позвонил в офис программы «Подиум – V». На удивление ответили.
– Эллу, пожалуйста, – попросил Храмцов.
– У главного, – пробурчал мужской голос.
– Ночью? – возмутился Храмцов.
– Работа такая.
– Вы в какой аппаратной?
– Кто спрашивает?
– Папа, – отрезал Храмцов.
Когда он ввалился в комнату на седьмом этаже, съёмочная группа распивала чаи во главе с тщедушным режиссёром. Эллу чуть нервный кондратий не хватил. Она выпучила серые глаза-колечки от изумления, принялась остервенело кашлять, поперхнувшись дымом сигареты. С опухшим носом, отвисшим перезрелой сливой к подбородку, с синюшным лбом и фиолетово-жёлтыми подглазьями она напоминала непризнанную поэтессу после месяца творческого запоя.
– Наше вам за полночь, – приветствовал Храмцов телевизионщиков и обратился к режиссёру:
– Уведу-ка я у вас ассистентку, уважаемый. Ночью в постели нас разлучили насильно.
В своей неизменной джинсовой панамке старичок замер, похоже, с очередным инсультом от явления наглого протеже генерального спонсора. Не дождавшись ни единого приветливого слова от коллектива программы, Храмцов вынул Эллу из кресла и вынес на руках из комнаты.
К утру Храмцов имел отфильтрованный по звуку материал. Толковый звуковик-очкарик, с которым свела Элла, за сто долларов убрал все посторонние шумы и музыку с фонограммы конкурса. Теперь, сидящие на втором и третьем рядах зрители по другую сторону подиума, будто бы спокойно переговаривались друг с другом. Фразы скрипели, искажённые механическим звучанием, но каждое слово можно было разобрать. То, что услышал Храмцов на изображении предовольного лица Дорошина привело его в напряжённое расстройство. Эллу и очкарика – в ужас.
«Отрежьте уши твари, писаните ей по харе, если будет кобениться. Если надо, она ляжет под Акопа, я сказал! Ляжет! И баста!» – Шипел улыбчивый Дорошин. – «Мне нужны связи Акопа. Нужны все его связи!»
«Зачем сразу уши резать, дорогой? Такая сладкая девочка, вах! Сам пробовал. Отдай ей контракт с немцами», – просил тучный человек с характерным армянским шнобелем. – «Она всё отработает».
«Не дам! Носом крутить вздумала! Пусть гадит в сортире, гнида! Не выпускать! Фашистов отдадим Альбине, за ней сто кусков идёт обратно. А этой козе сотрите витрину! Сотрите! Поняли, что я сказал?! Чтоб никогда больше не вылезала на сцену!»
«Палыч, – осторожно возразил человек с бульдожьими отвислыми щеками, сидевший по левую руку от Дорошина, – отпиши эту сиротку мне. Посажу на цепь, выучу прилежно! Будет во всём подчиняться. Ритулю можно выгодно продать на следующий год япошам…»
«Не хочу ждать! Время не ждёт! Характер она вздумала взбрыкивать! Убрать, я сказал!»
Фонограмма разговора шла, даже когда Храмцов во время съёмок переводил объектив камеры на девушек. Чувствительный микрофон записывал отрывочные фразы и других зрителей, но суть сказанного вальяжной тройкой мафиози была понятна. Ещё Храмцов услышал то, ради чего, собственно, и затевался ночной эксперимент.
– «…этой гладкой лионской гниде, – вещал прямым текстом Дорошин, – я лично устрою променад на тот свет! Лично! Как только доберусь до него!»
– Страшный человек! – прошептала Элла. – От него надо держаться подальше.
– Где в России «подальше»? – проворчал Храмцов.
– На Колыме, – грустно пошутил очкарик.
– Ага, – усмехнулся Храмцов, – самые плантации новых кадров.
– Ты будешь работать с этим упырём?! – воскликнула Элла.
– Есть другие предложения?
– Засунуть бы этот материал в прямой эфир программы, скажем, «Герой дня», – развеселился очкарик, всей своей студенческой румяной физиономией выказывая полный жизненный оптимизм. – Во будет гвоздь! Эфир взорвётся от звонков зрителей!
– В детстве много болел? – спросил Храмцов.
– Совсем не болел! – расхвастался очкарик.
– Вот и помрёшь здоровеньким. Эти крутые ребята могут оборвать не только творческую судьбу на раз! Так что, не надо шутить, монтажник-высотник.
– Почему высотник? – не сходил с оптимистичной, весёлой волны очкарик.
– Песня такая из советского фильма. А мы монтажники-высотники, да!.. Слушай сюда, весельчак. Делаешь дубль-кассету, восстанавливаешь музыку и шумы. Оставляешь «чистой» только ту сцену, где Дорошин говорит про «лионскую гниду». Перегонишь всё на ВХС, чтоб я смог показать шефу. Исходник забираю. Найдётся где вздремнуть минут на сто двадцать? А то вырубаюсь на ходу, падаю с ног.