Звезда Саддама
Шрифт:
Храмцов выхватил из операторской сумки потрёпанную тетрадку на стальной спиральке, финальный том путевых записок. Перелистал, нашёл нужные заметки, загнул уголки страниц. Выписал необходимые цифры на отдельную, мятую бумажку. Никто, ни в русской, ни во французской группе не догадывался, что Мирон Храмцов, после окончания операторского факультета киноинститута, проучился три года на заочно-вечернем экономического и «завалился» на двух экзаменах. Академотпуск брать не стал. Решил, что обучения достаточно. Тогда факультет ещё не значился продюсерским, готовил администраторов
И завертелась, медленно, но верно карусель суетной столичной жизни. Зануда-частник в жаровне дребезжащей «пятёрки» прокатил его до центра пыльной, летней столицы. С полчаса потеряли, выстаивали в душных пробках на Садовом и Бульварном. Пропускали на «зебрах» толпы нервных пешеходов.
Минуток через сто Храмцов, разгорячённый перемещением в знойном, пыльном пространстве, с некоторым облегчением, повалился в жёлтое кожаное кресло в прохладе офиса Дорошина, коммерсанта и генерального продюсера упомянутого фильма с российской стороны. Это был тучный, важный мужчина, но не рыхлый, а крепенький, как желудь, подвижный, со здоровым цветом лица преуспевающего бизнесмена в расцвете сил.
– Ответный ход мэна з камерой? – спросил Дорошин. – Месть?
В его саркастическом взгляде угадывалось лёгкое презрение к отверженному.
– Скорее приветный, – вяло возразил Храмцов. – Ваши деньги, Виктор Палыч. Ваш интерес. А что Оскар не светит, – по сценарию было понятно.
– Но-но! Не зарывайся! Мы по-крупному вложились в рекламную компанию и на весну заявили Канны! – проворчал Дорошин. – Ты остаёшься в титрах. В финальном барабане. Это немало! Выкладывай соображения. Пиво, вино, виски, водка? Чай – кофе не предлагаю.
– Ни грамма, – мужественно откачнулся Храмцов. По багровому лицу кинооператора вряд ли можно было поверить, что опохмел невозможен.
– Минералки, если можно.
– В контракте с французами забито их право менять творческий состав группы, – на всякий случай пояснил Дорошин, нетерпеливо покачал ногой в блестящей дорогой туфле. Белоснежный, упитанный, ухоженный, он излучал полное жизненное благополучие. В отличие от помятого, опухшего Храмцова в балахоне джинсового костюма «Вранглер».
– Я точно знаю затраты на съёмки за последние, скажем, два-три месяца, – спокойно возразил Храмцов, – сравните с отчётами французов. Если разница не больше двадцати процентов, я умываю руки. Иду работать вышибалой в бар у Черта-ново на задворках.
– И двадцати много, – прогудел Дорошин, неторопливо долил в фирменный стакан «Карлсберг» светлого пива из запотевшей бутылочки, после чего пересел за письменный стол. – На одних американских съёмках, разбитом вертолёте и аппаратуре вы бы меня разорили! Если бы не грамотная страховка! – Дорошин нажал клавишу переговорного устройства. – Леночка, минеральной воды и двойной кофе нашему гостю, для освежения мозгов. Калькулятор и лист бумаги, – добавил он.
– У меня с собой было, – криво усмехнулся Храмцов. – Подготовился.
Вошла… вернее, вплыла в кабинет обалденная, иначе Храмцов не смог бы выразиться, – секретарша, как и принято в офисной моде «новых русских», в коротенькой юбочке, с аккуратной, тугой задницей в виде сердечка, с точёными ножками с тонкими щиколотками. Стройненькая, с плотным узлом густых каштановых волос на затылке. Храмцов опустил глаза, проследил бесшумное перемещение изящных туфелек по ковролину к столу директора и проворчал, когда девушка вышла:
– Сильный отвлекающий фактор!
– Визитка фирмы, – вяло пояснил Дорошин. – Ну?
Храмцов протянул измятый, сложенный вчетверо лист бумаги, из которого совсем недавно складывалось очередное храмцовское творение в технике оригами. Пока Дорошин вникал в цифры, Храмцов с удовольствием наблюдал, как менялось лицо коммерсанта: расслабленная гримаса лёгкого презрения к визитёру перетекла в удивление, затем в растерянность. Бизнесмен спохватился, что слишком открыто выражает свои чувства, стал суров и хмур, прогудел возмущённо:
– Не хило! Однако… расписал подробно. Полная смета.
– Сколько? – спросил Храмцов.
– Что?
– Сколько процентов? Между вложенным и затраченным.
– Проверю, – задумчиво промычал Дорошин, – но и в первом прикиде Жаконя перебрал. Круто перебрал. Смету вместе утверждали.
– По рабочему материалу видны реальные затраты… – продолжил было Храмцов.
– Если твоя малява хоть… хоть в половину верна, – зарычал в гневе преображённый Дорошин, – раком поставлю эту французскую гниду!
Опухший Храмцов с изумлением воззрился щёлочками глаз на румяное лицо преображённого бизнесмена.
– Ты чё, в натуре приличный оператор? – вдруг набычился Дорошин, преображаясь в солидного бандита при бешеных бабках. – Чё эт Гарик и Мишель так о тебе пекутся? Скорешились? – он шлёпнул себя тыльной стороной ладони по горлу. – Вместе бухали?
Храмцов нервно похрустел запястьями, вращая, разминая кулаки.
– Приглашают, значит, устраиваю.
– Ладно! Лабай дальше! Сегодня работаешь на конкурсе, – неожиданно заявил Дорошин, набрал номер на трубке радиотелефона, – глянем, какой ты мэн… з камеры. Работаешь с плеча! Никаких штативов. Выглаживай крупно: ляжки, груди, ножки. Чтобы девки сочились с экрана. Мне надо продавать товар. Весь товар! «Плейбой», «Пентхауз», публичные дома Европы и Азии – один хрен! Эти тупые, гладкие, пересвеченные картинки для ящика мне надоели!.. Алло?! Кто говорит? Сиротин? Главным оператором сегодня на конкурсе работает… Как тебя?
– Храмцов, – печально усмехнулся Мирон крутым поворотам судьбы.
– Храмцов, – повторил Дорошин. – И баста! Прекрати пустой базар!
– Предпочитаю работать без басты и ассистентов, – печально вздохнул Храмцов.
Дорошин юмора не понял.
– Как полностью? Имя-отчество?! Для пропуска! – уточнил Дорошин. Коммерсант был сильно расстроен ненасытностью иноземных партнёров, их наглым обманом и воровством.
– Мирон Борисович. 1958 года рождения.
– Смешно! Мирон? – расслабился Дорошин, суровый коммерс позволил себе улыбнуться. – Древних славян раскопали?