Звезда Тухачевского
Шрифт:
— Кроме того, — добавил Ворошилов, — продовольствием и фуражом мы будем обеспечены за счет местных ресурсов. А если в эшелонах кататься — клади зубы на полку!
— К тому же по ходу движения мы дадим прикурить всяким там прохвостам атаманам и бандюгам.
Тухачевский вынужден был остановить не в меру разговорившихся собеседников: вопрос был ясен.
— Готовьтесь к маршу-походу, товарищи. Первый этап — Майкоп — Ростов.
Штаб фронта Ворошилов и Буденный покидали как победители.
— Вообще-то этот бывший поручик мозгами ворочает, — заметил Буденный, спускаясь со ступенек здания штаба.
— Погоди, перехвалишь, — остудил его Ворошилов. — Помяни мое слово, хлебнем мы еще с ним горя. И учти,
25
В феврале 1920 года Ленин направил письмо в Реввоенсовет республики, в котором предвосхитил агрессию со стороны Польши: «Все признаки говорят, что Польша предъявит нам абсолютно невыполнимые, даже наглые условия. Надо все внимание направить на подготовку усиления Запфронта». Естественно, в повестку дня встал и вопрос об укреплении руководства этого фронта. С. С. Каменев предложил заменить комфронтом Гиттиса. В его письме Ленину говорилось:
«…Ввиду важности польского фронта и ввиду серьезных предстоящих здесь операций главнокомандование предлагает к моменту решительных операций переместить на Западный фронт командующего ныне Кавказским фронтом Тухачевского, умело и решительно проведшего последние операции по разгрому армий Деникина».
Назначение Тухачевского на Западный фронт состоялось через четыре дня после нападения Польши [26] . Политбюро ЦК РКП(б) при участии Ленина приняло специальное постановление, в котором отмечалось, что «Тухачевский заслуживает полного доверия, ему необходимо сообщить все сведения, нужные для руководства фронтом».
26
Поляки напали на Киев 25 апреля 1920 г. Это стало началом советско-польской войны. 26 мая советские войска перешли в контрнаступление.
Польская армия Пилсудского представляла собой немалую силу. В ней было почти полтораста тысяч солдат и офицеров, хорошо вооруженных и оснащенных. Вместе с поляками выступила армия Петлюры. За Пилсудского горой стояла Франция, которая всемерно помогала Польше. Польские штабы оккупировали советники — французские офицеры. Военную миссию Франции возглавлял генерал Вейган.
В конце апреля Тухачевский прибыл в Смоленск, где размещался штаб Западного фронта. Обстановка была угрожающей: поляки прорвали фронт красных на Украине и повели наступление на Киев. Вскоре они заняли столицу Украины. По сведениям разведки, Пилсудский готовился предпринять решительное наступление и в Белоруссии. Надо было предпринять гигантские усилия, чтобы упредить противника и нанести по нему удар первым. На Западный фронт должны были поступить двадцать свежих дивизий. Но их прибытие все время откладывалось.
Болота Полесья дымились густым водянистым апрельским туманом, когда Юзеф Пилсудский, неожиданно возникший на подмостках мировой сцены из кровавого пожара мировой войны, этот подданный России, человек авантюрного склада характера, решился воплотить в жизнь свою давнюю, еще юношескую мечту — мечту фанатичного польского националиста — сделать Польшу великой державой, простирающейся от моря до моря. Польский маршал с детства ненавидел проклятых москалей, свято верил в мессианскую роль поляков, был по своей натуре отъявленным милитаристом, не представлявшим себе жизни без войн. «Военное искусство — это божественное искусство, тысячелетиями отмечающее вехи в истории человечества», — высокопарно и торжественно повторял и повторял он свое любимое изречение.
На первый взгляд может показаться странным, что Пилсудский не ринулся помогать Деникину, который еще немного и достиг бы Москвы. Он лишь со злорадной радостью наблюдал за кровавым поединком красных и белых из своего Бельведерского дворца и выжидал того момента, когда настанет наиболее благоприятный момент для броска на Россию.
Яростным противником этого похода был австрийский генерал Галлер, который привел в Польшу отлично обученные и вышколенные войска из Австрии. Галлер не раз говорил Пилсудскому: «Лучше не ходить в берлогу к этому медведю», но Пилсудский ядовито высмеивал генерала, обвиняя его едва ли не в трусости. Галлеру приходилось только искренне удивляться: как может этот обуянный нечеловеческой гордостью и амбициями поляк, прекрасно знающий Россию, сидевший в ее тюрьмах и даже отбывавший ссылку в Сибири, недооценивать той роковой опасности, которая ждет всех, кто осмеливается вторгнуться в пределы этой мифической, непредсказуемой страны?
— Мы должны опередить москалей, — твердил Пилсудский один из своих излюбленных аргументов. — Они все равно нападут на нас, они же бредят идеей мировой революции!
И вот именно весной, когда польская и белорусская земли уже жаждали ощутить на себе заботливые руки пахаря, свободно и радостно задышать под крестьянской сохой и бороной, а потом и принять в себя долгожданные семена, Пилсудский оторвал тружеников от их извечного труда, одел их в военную форму, вручил винтовки и повел в бой. Незадолго до вторжения Пилсудский в Бельведере подписал с головным атаманом украинских войск Симоном Петлюрой договор об освобождении Украины от большевиков. Последовал приказ, который сопровождался захлебывающимися в патетическом раже речами ораторов, и польские войска в пятьдесят тысяч штыков и сабель рванулись к Киеву.
Все складывалось как нельзя лучше. Полесская кавалерийская группа полковника Рыбака ставила рекорды, делая в сутки по сто восемьдесят километров, польские легионеры мчались на грузовиках. Под таким адским напором великолепно вооруженных Францией польских войск обратилась в бегство 12-я армия красных.
В результате красные, не приняв боя, ушли из Киева на левый берег Днепра, и польский генерал Рыдз-Смиглы с помпой вошел в Киев. Вслед за ним, окруженный огромной свитой, в местечко Калинковичи явился и маршал Пилсудский.
И вот в те самые дни, когда Пилсудский, торжествуя победу, наслаждался отдыхом в Калинковичах, Тухачевский решил наступать. Другого было не дано: в Москве, в Кремле, царило нечто сродни панике. Одни, главным образом поляки — Дзержинский, Мархлевский, Кон, — высказывают осторожное мнение о том, что не следует переносить революцию в Польшу из-за того, что она якобы еще не готова к ней, еще не созрели семена социального взрыва; Троцкий встал на их сторону, но Ленин оставался непреклонен: Польша — своего рода крепость Европы на востоке — ее надо сокрушить, а потом перенести искры революционного пожара дальше на Запад.
И Тухачевский снова почувствовал себя в родной стихии — он изучал противника, возможности соседей, свои силы, тылы, театр предстоящих боевых действий и разрабатывал план мощнейшего, таранного удара по польскому фронту. Он казался необычайно возбужденным, жизнерадостным, энергия в нем била через край: открывался совершенно новый, прямо-таки исторический этап в его полководческой жизни! Это уже не гражданская война, это уже война за защиту отечества, сражение с другим государством, которое возомнило, что можно покорить Россию, всегда остававшуюся в разряде непокоренных! Конечно, в чем-то пана Пилсудского можно понять: Россия множество лет угнетала Польшу, рьяно боролась с ее стремлением обрести национальный суверенитет, жестоко подавляла восстания польского народа. Но почему за деяния царского правительства должна отвечать новая, большевистская власть, славящая Интернационал? Нет, этот польский маньяк явно зарвался!