Звезда утренняя
Шрифт:
Сам Виктор Петрович не унывал и прежде всего требовал от товарищей систематической и упорной работы. Он говорил, широко разводя руками:
— Горючее нам, конечно, нужно. И связь нужна. Но мы прилетели сюда, чтобы работать! Хороши мы будем, если вернемся и скажем: «Извините, пожалуйста! На Венере мы побывали, но ничего там не сделали!» Нет, товарищи! У нас еще будет достаточно времени заняться вопросом об отлете, а пока надо выполнять программу научных исследований.
Когда фотоплан был закончен, Виктор Петрович поручил Наташе и Владимиру продолжать геологические разведки, а сам занялся другим вопросом.
Это был необыкновенный человек. В три дня он прошел у Красницкого своего рода курсы по
Встречаясь по нескольку раз в день за круглым столом, академик отвечал на расспросы других астронавтов весьма уклончиво, но собеседники видели, что в его глазах временами появляется какое-то загадочное выражение. Часы пребывания академика за микроскопом всё увеличивались. Иногда он что-то напевал себе под нос, что служило признаком хорошего настроения и было совершенно непонятно в драматической обстановке жизни на Венере.
Наконец он заявил как-то после ужина:
— Ну, друзья, моя задача близка к разрешению.
— Первичные коацерваты? — спросила Наташа.
— Вы угадали.
— Где же вы их нашли, Виктор Петрович? В море или на болоте?
— Приходится сделать вывод, что переход от неорганических веществ к живым существам имел место одновременно в разных формах и условиях. Я вам сейчас кое-что покажу…
Важность вопроса, над которым работал академик, прекрасно понимали все его товарищи по экспедиции. Сообщение ученого не могло не взволновать присутствующих. И все отправились в лабораторию.
Первичные коллоиды, созданные из неорганических веществ, которые сначала возникли из углеводородов, а затем при включении в реакцию азота превратились в первичные белки, уже нельзя обнаружить на Земле. Она ушла по пути эволюции так далеко, а внешние физико-химические условия — то есть температура, давление, состав атмосферы, количество ультрафиолетовых лучей, интенсивность космического излучения — изменились так сильно, что реакции, порождающие эти коллоиды, давно прекратились. Первичные белки, принявшие форму коацерватных капель и начавшие свое существование уже по законам биологии, подчиняясь естественному отбору, тоже не могли сохраниться в первоначальном состоянии. Поэтому для жителя Земли коацерваты могут существовать лишь в представлении, но не как реальность сегодняшнего дня. Их нельзя создать в лаборатории. Однако до того момента, пока такой коацерват не будет получен и всесторонне изучен, остроумная гипотеза остается не подкрепленной фактами. На Венере же, где органическая жизнь находится на гораздо более ранней стадии развития, можно было надеяться получить данные, подтверждающие или, наоборот, опровергающие гипотезу о первичных коацерватах.
Где и в каком виде можно было рассчитывать найти их на Венере? Конечно, только в воде.
В первые периоды возникновения белковых коллоидов они должны были образоваться в виде микроскопических формирований, по существу в форме отдельных молекул, однако процесс этот носил массовый характер, происходил одновременно на огромных пространствах, в химико-физических явлениях принимали участие грандиозные массы газообразных углеводородов, амидов, аминов и тому подобных соединений, а силы, активно противодействующие образованию жизни, были незначительны. Поэтому можно предполагать, что число белковых молекул быстро увеличивалось. Нет ничего невероятного и в предположении, что первичные коллоиды образовали в конце концов большие массы студенистого вещества, которое плавало в горячих водах первобытного океана, лишенных всякой жизни. Было бы заманчиво найти эти коллоиды, еще не разделившиеся на коацерватные капли.
Приблизительно так представляли себе спутники академика состояние науки по данному вопросу из объяснений Виктора Петровича, а также по тем книгам, которые им приходилось читать.
— Я надеялся найти следы этого студенистого вещества, — рассказывал академик, — в каждой пробе воды, хотя и знал, что Венера тоже успела пройти очень далеко по пути эволюции. За огромными массами коллоидального студня, плавающего в горячем океане, мне надо бы прилететь сюда несколько десятков миллионов лет назад. Как видите, я несколько опоздал. Тем не менее у меня теплилась надежда, что где-нибудь еще имеются остатки первичного вещества.
— Неужели вам удалось их найти?.. — не выдержала экспансивная Наташа. Глаза ее загорелись.
В полете на Венеру приняли участие люди, для которых интересы науки стояли превыше всего. Когда они узнали, что советский ученый вплотную приблизился к заветной цели, все тревоги и неприятности были забыты. Основная мировая загадка — тайна возникновения жизни — была близка к разрешению.
— Представьте себе, удалось, — ответил Виктор Петрович, рассказывая об этом с достоинством, как и подобало начальнику экспедиции, но с трудом сдерживая свое волнение. — Не далее, как вчера! Вот как это произошло. Несколько дней я ездил в лодке на заболоченную лагуну километрах в восьмидесяти отсюда. Вы знаете это место. Дельта той самой речки, на которой мы нашли Владимира и Наташу.
Горные кряжи отступают здесь от берега километров на десять. Образовалась бухта. Она занесена речными наносами и превратилась в болото. Там три рукава. Из них один глубокий, а два остальных совершенно обмелели. Все густо заросло мхом и водорослями. Глубина незначительная, в скафандре легко можно пройти, только дно вязкое. Что же я делал? Вводил лодку в средний рукав, ставил ее на якорь, а сам отправлялся бродить пешком. Там сущий клад для натуралиста. И пиявки, и червеобразные, и, конечно, множество инфузорий, потому что вода сильно нагрета. Чувствуешь себя как будто в оранжерее. Удалось найти образцы очень интересных аутотрофных жгутиковых, обладающих способностью синтезировать не только углерод и воду, но и серу, отчасти даже азот. Эти любопытные существа занимают среднее положение между животными и растениями. Продуктом их деятельности является своеобразная белковая слизь, образцы которой вы видите вот в этих склянках.
Виктор Петрович поднял на свет две банки. В них находилось какое-то темно-красное вещество.
Банки переходили из рук в руки, Красницкий понюхал одну из них и спросил:
— Скажите, Виктор Петрович, а не может гореть эта штука? Похоже на жидкие углеводороды.
— Увы, дорогой Иван Платонович, — улыбнулся академик, — не может! Судя по запаху, я тоже принял это за нефть. Сходство чисто внешнее. Перед нами смесь сложномолекулярных соединений, по химическому составу близких к белкам. Мне пришла в голову мысль, что это и есть первичный коллоид, но обрадовался я преждевременно. Красная слизь сама является продуктом деятельности простейших, но не переходной формой между живой и неживой природой…
Виктор Петрович увлекся и подробно рассказывал о своей работе. Впрочем, это было так интересно, что никто не проронил ни слова.
Неудача поисков первичного коллоида в открытых водоемах убедила ученого, что искать его следует в местах, которые в силу природных условий отстали в своем развитии и превратились в своего рода музеи, сохранившие древнейшие и уже исчезнувшие на большей части планеты формы жизни. Такие заповедники остаются иногда, потому что процесс эволюции идет неравномерно и все новое всегда развивается в условиях, когда еще сохранилось и старое.