Звезда Вавилона

Вуд Барбара

Теперь, тридцать лет спустя, он размышлял, почему принял такое решение. В жизни человека должно быть нечто большее, чем скамейка с его именем в монастыре, о котором никто никогда не слышал. Пока весь мир наслаждался временами года и войнами, любовными приключениями и шумными праздниками, пока люди повсюду резвились и заводили детей, проклинали друг друга и умирали, Кристоф плесневел в каменных застенках, подобно тем книгам, которые он охранял, превратившись в страдающего старого человека.

Такова была его темная тайна, настоящая причина, по которой он отправился в Иерусалим.

Аларика

тоже посещали сновидения.

Его мучили ночные кошмары, в которых он снова и снова убивал Марго, пытаясь остановить колющую руку, просыпаясь в поту, ужасе и печали. Он говорил Кристофу:

— Я закрываю глаза, но сон не сжалится надо мной. Через веки, словно покрытые песком из-за бессонницы, я вижу ее красоту, ее губы и волосы. Как она улыбалась прикосновению моей руки, как меня охватывало волнение, когда я гладил ее обнаженную грудь. Никогда я еще так не жаждал встречи с ней, как теперь, когда знаю, что она ушла навеки.

Огромная толпа прибыла в город Майнц, где большое количество пилигримов из разных регионов Лотарингии, Восточной Франции, Баварии и Алемании встречались с пятнадцатитысячным войском солдат и пехотинцев. Отсюда армия, бесчисленная, как песок на дне моря, направилась в королевство Венгрия, радостно прокладывая себе путь на Иерусалим.

Войдя в Венгрию, несметное скопление мужчин и женщин расположилось на равнине рядом с рекой, дожидаясь, пока к ним подойдет еще более крупная армия.

Сначала король приветливо встретил их и разрешил покупать предметы первой необходимости. С обеих сторон было установлено перемирие, потому что король опасался, что в такой большой армии может произойти восстание, которое приведет к войне. Но, проведя несколько дней в ожидании христианских сил с юга, прибывшие стали устраивать мелкие беспорядки, пили сверх всякой меры и нарушали мир, о котором договорилось командование. Другие рыцари и принцы наказывали своих людей и старались держать их в узде, но Аларику было наплевать на своих солдат и их нужды. Кристоф наставлял его:

— Людей необходимо объединить под одним знаменем, милорд, чтобы они сражались за одно дело. — Он хотел добавить: «Еще им нужен преданный лидер», но придержал язык.

Монах все больше отчаивался и разочаровывался, когда проходил через огромный лагерь и встречал других александрийцев, людей, которые должны были подавать пример остальным, а вместо этого пили, развратничали и играли в карты с простыми пехотинцами. Снова и снова он пытался напомнить им о высокой цели, но их не интересовали страдания и жертвы далеких предков, они ненавидели письменное слово и с пренебрежением отзывались о книгах. Некоторые даже прогнали Кристофа палкой, наказав ему больше не возвращаться.

Скучающие крестоносцы, осознавшие, что желанный Иерусалим был намного дальше, чем они думали раньше, решили заняться воровством у венгров, забирая вино, зерно, овец и скот и убивая тех, кто сопротивлялся. Опять герцоги и знать наказывали виновных и пытались удержать своих воинов от разбоя, но люди из отряда Аларика стали еще более жестокими, разнузданными и заносчивыми.

Никто не понял, когда грянул гром, даже исторические записи были наполнены противоречивыми сведениями, потому

что хроникеры — писцы, которые изображали себя тихо сидящими на переднем краю битвы и записывающими все происходящее, — были застигнуты врасплох и, прежде чем осознали, что случилось, оказались в центре сражения.

Многие сходились во мнении, что трагедия произошла из-за того, что изнасилования и грабеж стали обычным делом для беспокойных пилигримов, изнывавших от безделья. В отместку венгры подловили тех, кто жил на краю лагеря, ограбили и избили их. Кто-то из герцогов и принцев выступил с предложением все мирно уладить: «Ведь мы все христиане, зачем развязывать войну?» Шаткий «мир» был восстановлен, но, когда несколько людей Аларика собирались купить припасы в городском магистрате, чиновник, подозревая в этом провокацию, а в них шпионов, запретил торговцам продавать им хоть крошку. Разъяренные люди Аларика стали силой выгонять и уводить к себе стада овец и скота с близлежащих ферм. Венгры решили дать им отпор.

Страсти накалялись, посыпались оскорбления.

— Почему вы не идете на Иерусалим? — кричали пилигримы, намекая на то, что венгры не были христианами.

На что венгры отвечали:

— А почему вы не идете на Иерусалим? — намекая на то, что пилигримы из трусости тянут время.

Другие крестоносцы поспешили на помощь своим братьям, так же как и рыцари земель франков и алеманнов, которые были вынуждены защищать своих людей. Завязался бой, из города выбежали солдаты и с боевыми кличами набросились на пилигримов. Взмыли в воздух стрелы, раздался лязг мечей. И начали падать наземь раненые и мертвые.

Бой перерастал в сражение, и брат Кристоф побежал к Аларику.

— Милорд, вы должны отозвать своих людей, иначе вам не с кем будет идти на Иерусалим.

Но Аларика это не волновало.

Каждая из сторон теперь намеревалась отомстить за несправедливость, как реальную, так и вымышленную. И пилигримы, и венгры считали оскорбленными именно себя, и к полудню полномасштабная битва была в самом разгаре.

Воздух наполнился звуками ударов металла по металлу, металла по плоти. Люди кричали, кровь текла по земле. Лошади ржали и становились на дыбы, топча живых. Лучники стреляли без остановки, и звук стрел был подобен жужжанию мух. Воины выводили лошадей вперед и шли за ними, дальше наступали лучники и пикейщики. Это было ужасное, сражающееся, громыхающее, визжащее и воющее смешение людей.

Аларик более не мог оставаться безучастным, ибо от природы был бойцом. К тому времени как он вскочил на Тоннера, который ржал и закатывал глаза, чуя кровь, венгры сражались решительно, не зная страха. Попавшие под копыта лошадей крестоносцев воины продолжали колоть копьями тех, кто проходил над ними, и многие франки погибли, наклонившись, чтобы отрубить руку своей жертвы в знак победы. Запах крови перебивал зловоние пота от солдат, и стаи воронья кружили в небе над полем битвы.

Затем ход сражения изменился, когда венгры увидели, что один отряд под командованием франкского герцога прорвался в город, где солдаты стали резать женщин и детей. Они побежали на помощь — и в этом была их погибель. Крестоносцы на боевых конях напали на них, окружили, и лучники с пикейщиками принялись добивать уцелевших.