Звезда
Шрифт:
– Да не так всё было. Я-то знаю. Я же с ней общаюсь. Она боялась, что он на тебя заяву напишет. Вот и навещала его. Серьёзно, он ей так и сказал, что не напишет, если она с ним ходить будет. Но у них ничего не было, она сама сказала. Говорю же, она тебя любит.
– Сказала она, – передразнил я, скорчив скептическую мину, лишь бы не разулыбаться. Лишь бы не выглядеть идиотом. Хотя самого так и распирало от слов «ничего не было» и «она тебя любит». Впрочем, тут же сам себя охладил. Даже если и так, после всего, что я ей наговорил, после всех моих выходок она вряд ли захочет иметь со мной дело. Собственно, так ведь она и сказала: «Не хочу тебя видеть. Никогда!» А ещё… а ещё она целовалась с Сорокиным. Это уж я сам видел.
– Кстати, Макс, – сказал я, уняв наконец дурацкий трепет, – надул её Сорокин. Знаешь, почему он не написал заяву? Потому что его предки
От Макса я направился прямиком в отделение полиции. И всё же тяжесть, что последнее время давила неимоверно, стала легче, заметно легче.
23
Никогда не думал, что из такой ерунды, как звонок о минировании, могут раздуть уголовное дело. Господи, как корил я себя, идиота, за эту глупую выходку! Чёрт бы с ним, с тестом. Пересдал бы через год, да хоть через два, зато сейчас не висела бы надо мной дамокловым мечом перспектива реального срока. Хоть в СИЗО меня не держали, пока шло следствие, но дёргали постоянно. Так яро взялись, может, ещё и потому, что я не просто «подшутил», но и сорвал ЕГЭ. Чёрт его знает. В конце концов пришлось признаться про подвал – следователь убедил, что мотив обязательно примут во внимание. И «по хулиганским соображениям» – отнюдь не лучший вариант. Мне дико не хотелось, чтобы стало известно, как позорно я лоханулся, ещё больше – чтобы хоть каким-то боком засветилось имя Дубининой, но теперь об этом наверняка трезвонила вся школа. Представляю, как народ надо мной посмеялся.
От школы и от клуба ходатайствовали о прекращении уголовного преследования Палыч, физрук Иван Артемьевич, классная Валентина Ивановна, физичка Ольга Николаевна и завуч Ирина Борисовна. Нахваливали меня со всех сторон.
Квартиру мы продали. Вернее, обменяли на меньший метраж с доплатой. Скорее всего, в такой спешке здорово прогадали, но времени выбирать не было. Срочно понадобились деньги на адвоката, на возмещение причинённого мною ущерба и прочие взносы.
В конце концов следователь предложил нам альтернативу: он закрывает дело, не доводя до суда, а я иду с весенним призывом в армию. Я и отправился. В Октябрьский военкомат. А там меня как будто только и ждали. Влёт прошёл медкомиссию. Из-за травмы дали категорию «б» – годен с незначительными ограничениями, что, по сути, ничего не меняло. Велели через четыре дня явиться на призывной сборный пункт уже с вещами, а оттуда «покупатели» заберут в часть. Везде бы такую оперативность! Выпадал этот счастливый день на понедельник.
Накануне, в воскресенье, мать устроила проводы. Очень скромные. С некоторых пор мы оба старались избегать публики. Я позвал Валеру Ледогорова, Дэна Ячменёва и Макса.
Забежала минут на двадцать Ирина Борисовна, пожелала терпения и стойкости, чем вконец обескуражила маму. Сосед, парень по имени Вася из квартиры напротив, пронюхав, что у нас проводы, тоже выразил желание поприсутствовать, как бы между делом напомнив, что помогал нам поднимать вещи. Видимо, на правах помощника он и забурился без лишних церемоний. Однако, как недавно отслуживший, малость просветил, что меня ждёт в ближайшем будущем:
– На призывном снова будешь проходить медкомиссию. Но это так, для проформы. Затем – шмон. На предмет наркотиков, алкоголя, ножей и прочих запрещённых предметов. Ты вещи собрал? Дай гляну.
Тут уж мы все опешили:
– Шмон порепетируем?
– Ну, не хочешь, как хочешь, – обиделся Вася, но буквально на миг, потому что почти сразу продолжил как ни в чём не бывало: – Бери всё, что попроще, форсить там не перед кем, а в гору уйдёт однозначно. Денег тоже много не бери. Почти наверняка отберут. Но совсем без них тоже нельзя. Тебе ещё надо вписаться в коллектив. Так, коллектив… Короче, там вас распределят на команды. Узнай номер своей команды и ищи, кого туда же загребли. Закорефанься с ними, они такие же новобранцы, вам будет только проще, и сразу, и в будущем. Что ещё? Сразу выясните, кто ваши покупатели. Ну кто вас в свою часть повезёт. Обычно их двое: офицер и сержант либо офицер и рядовой. Постарайтесь наладить с ними контакт. Особенно с тем, кто младше. Сближению способствуют всякие презенты. Типа пачки сигарет или жратвы. Он, как старослужащий, растолкует, как и что будет в части, какие порядки, обычаи – в общем, может дать дельные советы. И потом, даже если он окажется из другой роты, то всё равно поделится в части своим впечатлением о новом пополнении. Так что в твоих интересах, чтобы это впечатление было хорошим. Ты, я вижу, любишь побыковать. Придётся об этом забыть. Борзых там сильно не любят. Но! Не нужно и слепо подчиняться всем подряд: слишком покорных дрючат без жалости. Никогда не стирай чужое, не подшивай хэбэ, сапоги не чисть никому. Лучше получить по морде, чем потом в чмырях ходить. В драку сам первый не лезь, но, если сильно прикопаются, можно и сдачи дать. Хотя… тоже смотря кому. Но я вперёд забегаю – всё это в части, в казарме тебя ждёт, на призывном ничего подобного не будет. Впрочем, нигде не давай на себе ездить. Нигде и никогда.
Валера хохотнул:
– Это, по-моему, Олегу не грозит.
– О чём и речь, – подхватил Вася и понёс в обратном направлении: – Не нарывайся и не борзей лишний раз. А то тебе это отольётся глубоко несчастной жизнью. Ну и, само собой, нрав свой тоже особо не демонстрируй.
– А долго в призывном пункте они будут? – спросила мама, на которой просто лица не было.
– Неа, день-два. В сборном, на построении, вызывают по фамилиям. Если вся команда в сборе, покупатели забирают и увозят в часть. Как приедете, вас, конечно, старожилы сразу шуганут. Будут орать: «Вешайтесь, духи!» Воспринимать буквально не стоит – это просто традиция. Так сказать, приветствие. Вообще, насмотревшись-начитавшись, можно, конечно, и в транс впасть, но, я тебе говорю, подавляющее большинство парней проходят службу бодрячком, а под дембель и вовсе уходить не хочется. Лишь мизерная часть, может, один процент, там загибается. Слетают с катушек, ударяются в бега, трезвонят потом, как над ними измывались. Так вот, дело не в армии, а в тебе самом. Вот был у нас случай…
Вася плавно перешёл к рассказам о своих армейских буднях. Я поначалу слушал его с интересом, но потом почувствовал, будто с каждым его словом всё сильнее отдаляюсь от дома, от друзей, от матери… от Дубининой. Как же мне хотелось хоть увидеть её напоследок! Воспоминания рвали душу в клочья. Лучше бы вообще не думать о ней, не вспоминать, но как не думать-то? Как не вспоминать? Чем ближе становился час отъезда, тем острее, нестерпимее я чувствовал, как мне её не хватает.
Макс всё время, пока сидели за столом, хранил гробовое молчание. Васины байки так придавили беднягу, словно ему, а не мне предстояло познать в скором времени тяготы жизни новобранца. Поймав мой взгляд, Макс грустно улыбнулся, хотел что-то сказать, но у него затренькал сотовый. Он извинился и вышел в коридор, объяснив, что звонят родители.
Вася, проводив Макса взглядом, изрёк:
– Вот этому по-любому лучше в армию не ходить. Он явно тот один процент.
– Не суди по виду, ты его не знаешь, – возразил я.
Макс вернулся за стол и шепнул мне:
– К тебе пришли.
– Кто там ещё?
Он не ответил, только пожал плечами. Странное дело, я выбирался из-за стола, шёл к двери, понятия не имея, кто пришёл, а сердце уже выпрыгивало из груди, словно чувствовало. А может, просто отчаянно надеялось?
В прихожей никого не оказалось. Шутка? И тут я услышал, как в дверь тихо постучали. Открыл – она! Дубинина. Моя Алёнка. Сердце ёкнуло, и в первый миг я словно окаменел. В лёгком сарафанчике, с рассыпанными по плечам золотистыми волосами она выглядела… слов таких нет! Просто дух захватывало! Коснулся её щеки, провёл ладонью по волосам. Сначала её глаза, огромные, ярко-голубые, взирали с тревогой, с настороженностью, но затем в них словно растаял лёд, и вот они уже лучатся теплом и радостью.
– Ты? – выдохнул я.
Она шагнула ко мне совсем близко, и всё же до последнего момента я не верил, не мог поверить… пока не почувствовал на затылке её тёплые мягкие пальцы, на губах – горячее дыхание. От её поцелуя у меня чуть крышу не снесло. Я пил её губы, не мог оторваться, начисто забыв о том, что мы так и стояли на пороге перед распахнутой дверью. Лишь когда меня стали настойчиво звать из комнаты, я постепенно и нехотя пришёл в себя. Послышался приглушённый голос Макса, и звать меня перестали.
– Я завтра ухожу. На целый год. – Голос, казалось, совсем не мой, хриплый, сдавленный.
Она кивнула:
– Я буду тебя ждать. Можно?
Я засмеялся:
– Спрашиваешь! Только попробуй не ждать!
– Я буду тебя ждать, Олег. Очень-очень! – И вдруг расплакалась.
– Ну ты чего? – Я обнял её, а у самого аж в груди защемило от невыносимой нежности. Я вдыхал чудный запах её кожи и волос. Худенькие плечи вздрагивали. Постепенно Алёнка успокоилась, но я не разжимал рук. И она не отстранялась, словно мы в объятьях друг друга отогревали свои израненные души.