Звездная дверь
Шрифт:
— Интересно, под кем этот Чекванапутри ходит? — задумчиво почесала я большим пальцем подбородок, выпуская дым к потолку и с лёгким прищуром поглядывая на бывшего начальника.
Тот хмуро качнул головой и пожал плечами:
— Понятия не имею. Кто угодно. Он и гастролёром может быть с тем же успехом — хотя, вроде как, ошивается в Клоптоне не первый год.
— Значит, всё-таки кто-то его «крышует». Докеры? — машинально предположила я, продолжая наблюдать за Роджерсом.
— Девочка, я понятия не имею, зачем тебе этот урод понадобился, но, сдаётся мне, ты пытаешься лезть не туда, — густые брови капитана сошлись
Увы, прошло время, когда меня этим можно было пронять. Хотя, конечно же, он прав — наркоторговцы, сутенёры, букмекеры и прочая шваль уже меня не касалась никаким боком. Всеми этими вопросами должна заниматься полиция — которая уютно устроилась в тёплых кабинетах…
Я сглотнула горький дым, поперхнулась им и закашлялась, чувствуя, как подкатывает к горлу лёгкая тошнота. Усилием воли загнав её поглубже, я снова растянула губы в усмешке и кивнула Роджерсу:
— Ты прав. Ладно, спасибо за адресок, — встав, очень старательно затушила сигарету в пепельнице, добавив к десятку окурков свой, не глядя на Роджерса. — Хорошего дня, капитан.
— Долорес… — в одном слове старик умудрился воплотить довольно комплексную гамму эмоций — предупреждение, сожаление, печаль, вину.
Я оглянулась, уже взявшись за ручку двери, и вопросительно приподняла бровь:
— Да, Роджерс?
Немолодое его лицо, в отличие от голоса, оказалось куда более скупым на выражение чувств — оно было просто хмурым.
— Будь осторожнее.
Глава 6
Удивительным образом, в дожде, серости и слякоти Клоптон не изменился почти никак. Скорее, стал более завершённым и гармоничным в своей убогости.
Я уже семь минут гипнотизировала взглядом нужный мне дом, и никак не могла решиться выйти из машины. Не из-за грозы, нет, та даже как-то стихла — или, может, просто ушла дальше, на север, оставив после себя обычную мерзкую морось, так что пугала меня отнюдь не перспектива намокнуть…
Цокнув языком, я слегка пригнулась и в четвёртый раз обвела взглядом двор-колодец — загаженную и уменьшенную копию моего, — в который заехала, следуя записанному на клочке бумаги адресу. В четвёртый же раз я не смогла отделаться от ощущения, что сама себя загнала в ловушку, но припарковаться снаружи, на проезжей части, почти наверняка означало вернуться к искалеченной и безнадёжно испорченной машине, а этого я, само собой, не хотела. Пара дополнительных обойм не решат проблемы, если против тебя ополчится весь квартал…
На всякий случай я всё-таки проверила, насколько легко револьвер извлекается из кобуры, и убедившись, что хотя бы с этой стороны подвоха ждать не стоит, глубоко вздохнула и вышла наружу.
Вонь помойки и человеческих нечистот шибанула в нос, заставив непроизвольно поморщиться — судя по всему, здесь и с канализацией были проблемы, решать которые, конечно же, городское управление если и собиралось, то только в последнюю очередь. Местных же, очевидно, не смущала необходимость справлять нужду в условно укромных закутках.
Подавив брезгливость, я пересекла двор, отметив, что, в отличие от моего, здесь хотя бы сухо. То ли ливнёвка, в отличие от обычной канализации, работала как надо, то ли неполадки с последней и создали дополнительный ход для дождевой воды.
Когда же я зашла в подъезд, то столкнулась с необходимостью задержать дыхание, поскольку жители в качестве упомянутых укромных мест в первую очередь использовали лестничные клетки и подвал, решётчатая хлипкая дверь в который была приоткрыта, и откуда тянуло таким смрадом, что у меня слегка заслезились глаза. Вытащив из кармана брюк слегка замусоленный и помятый платок, я прижала его к лицу и двинулась по лестнице вверх — меня интересовал второй этаж, а, если точнее, четвёртая квартира.
Искомая дверь нашлась сразу, справа от лестницы, и вид её изумительно гармонировал с окружением: обшарпанный дерматин, приколоченный тусклыми гвоздиками, половины которых недоставало, перекошенный номер «4» и оплавленная, кажущаяся измятой, — словно пожёванная детская жвачка, — кнопка звонка. Ручки не было — из дыры на её месте торчала какая-то свёрнутая грязная тряпка с узлом на конце.
«Вот и на месте…» — подбодрила я себя, отнимая от лица платок и мимолётно посмотрев на часы — пятнадцать-тридцать две, — и надавила на испохабленную кнопку.
Откуда-то изнутри раздалась удивительно мелодичная трель колокольчика и почти сразу же дверь передо мной немного приоткрылась — буквально на ладонь. Сделав шаг назад от неожиданности, я машинально опустила ладонь на рукоять «SW», и дверь, словно только этого и ждала, гостеприимно распахнулась.
В первый момент мне показалось, что внутри царит непроглядная темнота, но я быстро поняла, что это впечатление иллюзорно и создано тёмной колышущейся тканью, закрывающей дверной проём. Это меня не особо вдохновило, учитывая качество места, куда я пришла, и, наплевав на законность этого действия, я вытащила револьвер из чехла. Поддев кончиком ствола тёмную штору, я аккуратно сдвинула её в сторону. В образовавшуюся щель просочился тёплый оранжевый свет, сладковатый запах, что-то неуловимо мне напомнивший, и очень далёкая нежная звенящая мелодия.
— Добро пожаловать, мисс Вудворт, — внезапно раздался изнутри мягкий, самую малость ломкий юношеский голос, заставивший меня вздрогнуть и дёрнуть стволом в сторону, отталкивая ткань и открывая взгляду коридор.
Стены, укрытые алой парчой — или вышитым плотным шёлком, пол, устланный мягким ковром с высоким ворсом, лампа в зоне видимости, под самым потолком, укрытая золотистым плафоном. И по центру этого великолепия — говоривший. Мальчишка лет четырнадцати, индус, в какой-то пёстрой жилетке, надетой на голый торс, и свободных светлых шароварах, босоногий. На голове — непропорционально огромная белая чалма, размером, пожалуй, в три его головёнки. Из-под полоски ткани на лбу, над которой возвышалась эта тканевая нелепость, на меня с поразительным спокойствием смотрели блестящие чёрные глаза, густо обведённые сурьмой.
На меня. Не на пистолет в моей руке.
— Мы знакомы? — грубый вопрос вырвался у меня вместо приветствия.
Извиняться я, впрочем, не собиралась, поскольку вариантов — откуда местные наркоманы могут знать, как меня зовут, было не так уж и много, и грёбанная газетёнка Дэнни была лучшим из них, но не самым вероятным.
Словно прочитав мои мысли, парень слегка улыбнулся и очень церемонно поклонился — чалма каким-то чудом удержалась на месте, — и жестом вытянутой руки указал куда-то вглубь коридора: