Шрифт:
Пролог
Минутная стрелка двигалась медленно, словно залипая на каждом делении и отказываясь шевелиться вовсе.
Надо было протянуть руку и отключить будильник прежде, чем тот разразится пронзительной трелью – но мне было лень. Телу, укутанному в одеяло, голове, лежащей на удобно примятой подушке, и сознанию, всё ещё нежащемуся в расслабленных отголосках приятного сна было слишком хорошо, чтобы…
«Др-р-рзын-нь!» – будильник подскочил на месте, истошно трезвоня.
«Др-р-рянь…» – мысленно прорычала я в ответ, всё-таки
Уж сколько лет назад приучила себя просыпаться за несколько минут до будильника, чтобы избавиться от этого ежедневного крошечного стресса, но всё так же попадаюсь в коварную ловушку «ещё пяти минуточек».
Полусознательное желание ухватиться за остатки сна – вот точно же помнила, что там было что-то хорошее! – выдуло вместе с останками мерзкой трели, и с тяжёлым вздохом я села в постели, хмуро покосившись в сторону зашторенного окна, из-за которого доносилась отчётливая барабанная капель по жестяному карнизу.
Да здравствует новый рабочий день.
***
Кухня встретила меня громкой бытовой тишиной, состоящий из множества звуков: гудение компрессора, глухое завывание ветра в водосточной трубе, примыкающей почти к самому окну снаружи, всё тот же шум дождя, не изменивший тональность ни на долю.
Заварив кофе и проинспектировав содержимое холодильника – трижды – я в очередной раз убедилась, что еда там самозародиться не может, и что по пути домой всё-таки стоит заглянуть в магазин.
Вид из окна, однако, наводил на мысли, что вечером мне придётся от машины до крыльца подъезда добираться вплавь, и делать это лучше с пустыми руками. Внутренний двор, где рядом с трансформаторной будкой были припаркованы три машины – одна моя, – уже сейчас больше смахивал на болото. Дождь шёл всю ночь, и, судя по затянутому сизыми облаками небу, прекращаться не собирался, так что заботливо брошенные на землю деревянные настилы к вечеру скроются под водой целиком.
Чёртов сезон весенних дождей… Период меланхолии, серости и грязи. Редкие деревья, пробившие себе путь в каменных джунглях мегаполиса, ещё стояли чёрные и жуткие, словно жертвы пожара, а в воздухе витал лёгкий запах морозца – отголосок недавно отступившей зимы. Солнце всходило теперь чуть раньше, но, кажется, светлее в городе так и не становилось – рассвет плавно перетекал в закат, прячась за густыми тучами, и быстро сменялся чернильной темнотой, разбавленной оранжевыми всполохами редких фонарей.
В очередной раз поддавшись хандре, я малодушно подумала о том, что уже почти три месяца не поступало никаких новых заказов, ни одного звонка – даже от Роджерса, чтоб его вши заели! И чего ради мне сейчас спускаться в эту грязищу? Тратить час на дорогу, ползти в свой любимый «курятник» и целый день сидеть, чахнуть над телефоном и листать газетёнки, в поисках мало-мальски подходящего дела – чтобы в восемь отпустить Линду, а в десять, когда станет ясно, что вызова не будет, убраться назад в «холостяцкое логово»… Не лучше ли сразу сократить весь этот жалкий путь, и вернуться в постель? Там хотя бы тепло…
– Ни-ко-тин, – нараспев заявила я сама себе, в очередной раз внутренне содрогаясь от эха, которое в пустом помещении производил любой мало-мальски громкий звук, отражённый от высоченного, ярда четыре, потолка, слезла с подоконника и отправилась на поиски портсигара.
Тот нашёлся в кабинете – самой маленькой из трёх комнат, отданных в моё распоряжение, – на столе по соседству с брошенным бумажником и удостоверением частного детектива. Последнее – предмет моей гордости и досады, за четыре года успело изрядно истрепаться, а сейчас и вовсе намекало на свою бесполезность… Я в очередной раз отогнала эти мысли, твёрдо решив, что вот сейчас выкурю свою законную сигарету, и решительно поеду на работу.
Взгляд зацепился за желтовато-серую бумажку, лежащую на кошельке, и я снова мысленно чертыхнулась – точно, сама же клала её вот так, чтобы напомнить себе о необходимости оплатить аренду, и не прошляпить срок, как в том месяце. Старик Уолтерс и так был ко мне слишком добр, выделив одну из квартир для проживания по вполне умеренной стоимости, ниже среднерыночной. Конечно, доброта его не была всецело бескорыстной – столь щедрым он стал после того, как я познакомила его с парой неплохих специалистов в области юриспруденции, и Уолтерс отстоял своё право на дом, который у него хотели отнять за вымышленные долги.
Безжалостно вмяв окурок в пепельницу на краю стола, я вернулась в спальню к монструозному платяному шкафу, занимающему половину стены.
Из недр его ядрёно пахнуло лавандовым мылом, и вместе с запахом, презрев условности, выпорхнула моль.
– Вот же ж тварь, – процедила я, отметив, что стоит провести инвентаризацию шерстяных штанов – ещё не хватало щегольнуть разлезшимися дырами на неподходящих местах! – и вытащила брючный костюм, заменивший мне форму после увольнения из полиции.
Следом на свет появилась рубашка с основательно вытертыми плечами – неизбежное зло ношения самого главного, на мой взгляд, элемента гардероба, право на который я потом и кровью заработала в учебке и на службе. Кобура. Слегка давящее ощущение, созданное плотным обхватом пересечения ремней под загривком, действовало на меня успокаивающе, особенно когда в пистолетный чехол помещался М1917, а в запасник – пара полных «лун». Не скажу, что мне часто доводилось пускать револьвер в дело, но всякий раз, когда эта оказия наступала – я была искренне рада, что не филонила на стрельбище.
***
Привычно обойдя «додж» по кругу в поисках повреждений, в мокрой грязи я обнаружила следы чужих ног – тяжёлые сапоги с отчётливыми оттисками шестигранных гвоздей, которыми была укреплена подошва. Судя по направлению, «топтала» делал примерно то же, что и я: обошёл мою машину, после чего удалился за будку на ту сторону, которую не было видно из моих окон, и уже оттуда уехал на мотоцикле с коляской – вон и прекрасные свежие следы узких шин.
– Вернулся, паскуда… – с досадливым вздохом заключила я.