Звездная каторга: Ария Гильденстерна
Шрифт:
— Деньги сам отдашь?
— Какие деньги? — надо признать, ответ получился не из самых удачных.
Ибо не успел Кай опомниться, как в лицо ему прилетел кулак Буллита. Или то был кулак Кулака? Неважная деталь, если учесть, что и эти кулаки тоже принадлежат Буллиту. От удара погас свет, причём надолго, хоть и не навсегда.
Очнулся Кай не скоро: освещение скал к тому времени изменилось. В серую краску густо добавились фиолетовые тона. Вечерело.
Понятно, что перемены задели не только окружающую среду.
Исчезли все деньги, документы, библиотека — и даже рекомендательное письмо декана Ульма
Но кому могла понадобиться деловая переписка двоих ксеноисториков?
Глава 4. На месте,
или Неприкаянный ссыльный дух
1
Знатно его звезданули — так могли и убить. Отчего не убили? Череп у Кая довольно крепкий. От удара не раскололся. Голова, конечно, гудела, но и то хорошая новость. Если гудит, значит, борется. Так ведь?
Ограбленный ксеноисторик подхватился на ноги и, пошатываясь, побрёл по тропе. Сорок километров было всего, семь или восемь уже отмахали до нападения (может, и меньше, это ведь горы, здесь расстояние легко переоценить). Значит, осталось ещё прилично топать. Оно бы и не проблема, только приближается ночь, и на горной тропе в темноте — эх, не сверзиться бы куда.
Что не добили — сами виноваты. Теперь Кай вернётся в колонию и заявит свои права на похищенные у него деньги и документы. И Буллита с сообщниками накажут за разбой. Ведь есть же там, в горнорудной колонии, какая-то законная власть!
Флорес. Олаф сказал, эту власть зовут Флорес.
Или не всё так просто? Ведь и расчёт Буллита на безнаказанность тоже на чём-то держится!
Кстати, на чём? Не на доброй же воле самого Кая! Или думают, он должен их благодарить, что остался жив? Да, могли бы чем-то тяжёлым пристукнуть, чтобы уж наверняка не встал, а то и швырнуть в пропасть.
Пожалели? Ну, не совсем так. Просто кругом были свидетели. Два раздетых аристократа, мужик с Камарги, оставшийся бродяга, да и Лаки, наконец. Если Кая недвусмысленно убивать, то, по логике, и других надо. А другие-то — небось, тоже быстро смекнут, чем запахло; начнут разбегаться... Вот вам и хороший мотив 'пожалеть' Кая.
Пока оставляешь надежду, тебя опасаются с робостью. А робкого труса — бери голыми руками. Вот если отчается — может с перепугу жёстко ответить.
Что ж, толкование поступка Буллита выходило складным, за одним небольшим минусом: слишком умное. На самом деле разбойник вряд ли с таким тщанием взвешивал 'за' и 'против'. Подошёл, сделал дело, пошарил в карманах и пошёл дальше.
Ибо с какой стати вообще обдумывать последствия? Кай никому не опасен, вот и оставили недобитым на дороге: выкарабкается — его счастье. Не спасётся — несчастный случай. Увы, неизбежная статья потерь у любой колонии.
Но вот вопрос: Кай и впрямь ничем не опасен, или это заблуждение бандитов? Соблазнительно было бы думать, что враги просчитались. Но на самом-то деле? Всё же они — злодеи бывалые, опытные... Предъявит ли им Кай что-то новое, с чем они не сталкивались в прошлой жизни?
Голословные обвинения потерпевшего? Нет, не сработает.
2
Стемнело. Сквозь тучи, затянувшие небо, не просвечивало ни одной звезды. К счастью, петлявшая поверху тропа наконец-то надолго спустилась на дно ущелья. Здесь было темнее всего, но, по крайней мере,
Дорогу перед собой Кай скорее нащупывал, чем видел. То есть, не имея навыков осторожной ходьбы, совершал дополнительные движения, порой неверные или лишние. Из-за них шёл в неспешном ритме: ага, поспешишь — Буллита обрадуешь. Но и не прекращал движения: коли остановишься, достанет ли духу продолжать?
Честно говоря, приходилось бороться с соблазном так и не добраться до колонии, а уйти в сторону, найти себе пещеру поудобнее, устроиться в ней отшельником и питаться грибами, кореньями да ягодами. Чтобы полная свобода и никаких обязательств. Самый привлекательный путь, но безответственный и тупиковый. Ибо воли к возвращению с Эр-Мангали он не предполагает. А ведь возможность вернуться сложится. Рано или поздно.
В какой-то момент стены ущелья подступили друг к другу очень близко — и, кажется, сомкнулись где-то там, высоко над головой. Я в пещере? Кажется, насчёт неё водитель вездехода ничего не сообщал. Только горная тропа и ущелье. И всё. Не вышло ли так, что Кай в темноте давно сбился с пути, и теперь приближается не к шахтёрской колонии, а к реализации своих отшельничьих фантазий?
Ладно. Наступит рассвет, там и видно будет. Пока же — строго вперёд.
Постепенно обрывистые склоны опять разошлись, ущелье расширилось настолько, что в нём поместился небольшой лесок. Кай его, правда, совсем не видел, однако зато слышал шелест листьев и мог ощупать кору. Деревца напоминали земные — кажется, дубки, если это не ночной самообман.
А если всё же самообман, тогда кругом пальмы, сосны и плакучие кипарисы.
Так или иначе, лесок встретился, и Кай почувствовал, что шансов не заблудиться имеет немного. Усечь, где между деревьев проходит тропа, а где просто проходы, без помощи зрения вообще нереально. Что ж, заночуем?
Из всего необходимого для ночлега арсенала условий здесь оказалась мягкая трава и стволы, худо-бедно защищающие от ветра. Спасибо, как говорится, и на том.
Кто-нибудь попытался бы разжечь и костёр, но Каю того не надо. Когда с собою не взято ничего для добывания огня, а также нет навыка его сотворения из ничего, то приходится учиться на ходу. Предположим, огонь добудешь, но дальше изволь поддерживай. Всю ночь в ущерб отдыху — а смысл? К тому же костёр в ночи привлечёт чьё-то внимание, а нужно ли Каю внимание? Ну, конечно, смотря чьё, но хищников и бандитов просим не беспокоиться, а кому здесь ещё по ночам шастать? Наверное, не великому магистру Беку.
Кай благополучно вздремнул и проспал до рассвета. Чернильная тьма серела, а вскоре природа пообещала и спокойные дневные краски: наметила светлую зелень травы, буроватый оттенок листвы дуба. Кстати, дубки во вчерашнем кромешном мраке удалось угадать безошибочно.
Тут бы подняться и с новыми силами взяться за поиск верного пути. Но почему-то лесок уже не казался таким безопасным, как прежде. Накатила труднообъяснимая волна ужаса. Кай долго вглядывался в просветы между стволами дубков — ничего нового.