Звездная Кровь. Изгой
Шрифт:
Сгруппироваться было сложно из-за текущего состояния, но я не боялся встречи с твёрдой поверхностью. Не было воспоминаний, как и что надо делать, но я был уверен, что не просто знаю, как нужно, а многократно это повторял на практике, пока те, кто меня тренировал, не убедились, что я прыгну с любой высоты, в любом состоянии, при любой погоде и успешно без травм приземлюсь.
Прикинув силу и направление ветра, выбрал курс и начал держаться его, полностью сосредоточившись на прыжке, выбросив любые чудеса из головы. Если я разобьюсь в лепёшку или переломаюсь, какое дело мне будет до загадок вселенной? Правильно, никакого. Поэтому всецело сосредоточился на текущей проблеме.
Я определил,
Долбаные гейзеры!
Эти «кипятильники» грели воздух и выбрасывали в атмосферу тонны пара. Каких-то иных объяснений перемены направления ветра у меня просто не имелось. Увы, серьезно корректировать курс уже было поздно. Успел лишь незначительно его подправить перед самой встречей с поверхностью. Пятой точкой я уже ощущал, что приземление будет жёстким, но страха или паники не было, словно это рядовая для меня ситуация, к которой был готов.
Это я такой отмороженный или, правда, ситуация не так уж и страшна?
Полностью погасить горизонтальную скорость с помощью передних лямок парашюта не удалось; я внутренне приготовился к удару и сразу же после него завалиться набок. Других вариантов затормозить и не переломаться попросту нет… Или я их не помнил из-за амнезии.
Удар! Я завалился набок.
Оранжевый купол парашюта рванул порыв бокового ветра. И всё могло бы быть неплохо, если бы я упал в снег. Но это был не безобидный сугроб, а слой кристаллической соли. Несмотря на то что форменный комбинезон достойно выдержал испытание, моё тело почувствовало каждый кристалл через тонкую ткань.
Как я мог так ошибиться?
Мои руки отработанным движением бросили клеванты, я даже не попытался затормозить, а нащупал пальцами ремни сбруи, крест-накрест стискивающие грудь, и ударил кулаком по кнопке экстренного сброса парашюта. Выскользнув из упряжи, избавился от постоянного давления и наконец-то впервые смог спокойно выдохнуть за сегодняшний день.
02. Жесткая посадка
Голова болела. Прямо-таки раскалывалась. Правое колено и спина в районе лопаток были травмированы. С коленом и спиной непонятно, зато с головой всё было ясно: меня так швыряло, что спасибо за то, что она вообще не оторвалась от тела. «Голова — это кость. Болеть там нечему», — говаривал мой отец, выпячивая нижнюю челюсть, и каждый раз весело и заливисто хохотал этой своей шутке. Отец… Мимолётно в памяти всплыл мутный и расплывающийся образ сидящего на берегу реки крупного мужчины в спортивном костюме и с удочкой. И всё. Никак не вспомнить деталей. Ни имени, ни фамилии — ничего. Белый шум. На секунду стало страшно оттого, что память ко мне может больше не вернуться. Это равносильно смерти личности. Весь опыт от прожитой жизни пойдёт прахом. Я ведь даже имени своего не помню! Глядя на голубое «веретено» в небе, захотел завыть от отчаяния.
Где я?! Кто я?!
И я завыл бы и зарычал, если бы не пришло осознание, что вот так валяться на холодном совсем не полезно и пора уже шевелиться. Да, это был не снег… Совсем не снег, но кристаллы соли вытягивали тепло через тонкий комбинезон. Для полного комплекта не хватает только застудить почки, и тогда точно моё пребывание в этом «неизвестно где» будет невероятно насыщенным. Вот как так?! Помнить, что грозит, если застудить почки,но не знать своего имени?
Может быть, имени я своего не помнил, но прекрасно понимал, что у меня нет ничего, кроме этого парашюта, сейчас от меня медленно, но неотвратимо улетающего. И если я не заставлю подняться своё избитое тело, то не будет и спасательного купола. И останусь с голой… Хм… ну предположим, грудью на… в… Бес его знает где. Ощупал себя руками. Вроде переломов не обнаружил и поднялся. Колено тут же хрустнуло, напомнив о себе, а спина заныла. Пока, прихрамывая, ловил и прижимал ткань парашюта к соляной равнине, накрыла мысль: они все мертвы…
Я не один ведь летел на… А на чём? Нет. Никаких ассоциаций, лишь убежденность, что через А-пространство могут перемещаться только большие корабли с немалым экипажем. Где они всё? В смысле эти самые члены экипажа. Почему-то не было твёрдой уверенности, что если спасся я, то они тоже должны были спастись.
Погибли? Вероятность этого очень высокая. Та же самая непонятная интуиция. Пока, кряхтя и охая, складывал оранжевую тончайшую ткань купола, я настороженно поглядывал по сторонам, но белая равнина вокруг меня была уныла и безрадостна. Уже заматывая стропами скатку с парашютным шёлком, обратился к памяти снова.
Должно же быть хоть что-то!
Как меня зовут?
Мой возраст?
Звание… Звание? Звание! Кажется, я служил на космическом флоте и… Звание?! Номер части? Нет!
Имя? Как моё имя?!
Кто я? Где я родился? Кто члены моей семьи?
На этот раз я уверенно подумал об отце, но почему-то отчётливо и ясно увидел образ женщины. Хотя нет. Даже девушки. Светлые волосы цвета спелой пшеницы, тёплые голубые глаза, мягкие черты, нежный овал лица. Кто она? Мать? Сестра? Жена? Кузина? Внучатая племянница? Тёща?
Не могу вспомнить. Только звонкая и равнодушная тишина внутри черепной коробки и головная боль, грозившая взорвать череп изнутри. Я зажмурился, но абсолютно никаких образов или ассоциаций в сознании не возникло. Мой мозг работал, кажется, я даже услышал скрип шестерней, но, увы, там внутри было темно и пусто. Расстроило ли это меня? Пожалуй, да. Заставило паниковать? Нет, но я точно на грани. Однако провалы в памяти меня почему-то не удивляли. Словно я обладал каким-то предзнанием, что это как раз нормально, в отличие от всего остального.
Не должно быть таких катастроф в наше время. И затяжных прыжков с парашютом прямиком из капсулы гибернации. Мне было абсолютно ясно, что пошло что-то очень сильно не так. Если спасатели за мной прилетят, то поиски терпящих бедствие они начнут от приземлившихся капсул. А что это значит?
Только то, что мне необходимо разыскать ту самую капсулу, из которой меня выбросило, рефлексии можно предаться по дороге. И я зашагал по белой равнине, привольно раскинувшейся во все стороны вокруг. Если бы не пар от гейзеров, так подсуропивший мне при посадке, то было бы легко заблудиться и потерять направление в этом сюрреалистическом ландшафте. Шагалось легко, под ботинками при каждом шаге хрустели кристаллики соли, превращаясь в пыль. Им вторило хрустом иного рода моё повреждённое колено, боль в спине и ноге не усиливалась, но и не проходила, внося свою лепту в и без того неидеальное состояние.
Если ориентироваться по внутренним ощущениям, то я шагал со свёрнутым парашютом за спиной несколько часов. Было совсем не жарко. Я бы сказал, градусов десять тепла, если по Цельсию. С той стороны света, что была поглощена тьмой, дул ветер, также бывший нетёплым. Хорошо ещё, комбинезон не продувался.
Вскоре начало стремительно темнеть. Однако о том, чтобы встать лагерем и устроиться на ночлег, не могло быть и речи. У меня нет ни топлива для костра, ни самого костра, ни постели, ни даже пня, чтобы на него присесть и дать отдых ногам. Да и не располагала погодка к тому, чтобы рассиживаться.