Звездная река
Шрифт:
– Почему? – спросил он.
Хан Сень смотрел на него через стол. «Он еще молодой человек, – подумал Дайянь. – Его отец умер слепым и одиноким». Сень сказал:
– Мне в голову пришла одна мысль, когда вы стояли здесь перед императором.
Дайянь ждал.
– Я думаю, в тот день вы решили, что вам необходимо будет умереть.
– Зачем мне это надо? – он чувствовал себя смущенным, разоблаченным.
– Потому что вы пришли к выводу, Жэнь Дайянь, что Катаю необходимо иметь пример военачальника, верность которого заставила его скорее умереть,
И эти слова он тоже никогда не ожидал услышать произнесенными вслух ни одним человеком. Он даже не сформулировал эту мысль в уме (или в сердце) с такой четкостью. Очень трудно слышать ее сейчас, в этом мире, выраженную словами.
– Я был бы очень самонадеянным человеком.
Сень покачал головой.
– Возможно. Или просто вы поняли, почему страна пала, почему мы оказались столь неподготовленными, почему так легко потерпели поражение. Скажите мне, – спросил он, – трудно было выполнить этот приказ вернуться?
Странно, сейчас ему стало трудно дышать. Он чувствовал, что его мысли слишком открыты для этого человека.
– Я говорил императору, – ответил он. – У нас был способ проникнуть в город. Мы бы открыли ворота изнутри и ворвались в него. Ханьцзинь – не место для всадников. Они были обречены на гибель в городе.
– Но вы все равно вернулись. Зная это?
Еще один звук выстрела снаружи. Он сидел спиной к окну, но увидел, как его собеседник взглянул туда, и комната у него за спиной на короткое мгновение озарилась светом.
– Я дал клятву верности Катаю и Трону Дракона. Какая это была бы верность, если бы я…
– Если бы вы стали еще одним предостережением на следующие четыреста лет о том, что военачальникам никогда нельзя доверять, что они всегда стремятся к власти? И захватывают ее при помощи своих солдат.
После короткой паузы Дайянь кивнул головой.
– Да, отчасти поэтому. Но также… долг? Просто долг.
Первый министр посмотрел на него.
Дайянь отвернулся.
– Я не император. Конечно, нет. Я не хотел им быть. Если бы я отказался выполнить приказ, это был бы мятеж, – он посмотрел на собеседника, положил ладони своих покрытых шрамами рук на стол.
– И поэтому вы вернулись, понимая, что ваша собственная жизнь…
– Нет. Не в этом дело. Я не такой герой. Я не знал того, что вы мне только что рассказали. Никто не знал этих условий мирного договора.
– Думаю, вы знали, – мрачно возразил Хан Сень. – Думаю, что вы каким-то образом знали и вернулись, несмотря на это. Чтобы создать блестящий пример солдатской верности.
Дайянь покачал головой.
– Поверьте мне, у меня нет желания умереть.
– Я вам верю. Но я также верю, что вы чувствуете… тяжесть долга. Ваше собственное слово. Я уже сказал: вы благородный слуга Катая.
– Поэтому вы принесли мне яд? – ему следовало рассмеяться или, по крайней мере, улыбнуться, но он не смог.
– И я оставил за собой две открытые двери.
– Окажите мне любезность, объясните.
Сень все-таки улыбнулся.
– Вы
– Меня учил отец.
– И меня тоже.
Они посмотрели друг на друга. Сень сказал:
– Если бы вышли отсюда сегодня и уехали куда-нибудь, сменили имя, жили в безвестности, скрывшись от людей и от внимания летописцев, мне было бы приятно сознавать, что я не виновен в вашей смерти, Жэнь Дайянь.
Он заморгал от изумления. Сердце его забилось быстрее.
– В безвестности? Каким образом?
Лицо Хан Сеня было напряженным. Это было видно даже при свете одной мигающей лампы.
– Измените цвет волос, отрастите бороду. Станьте священником Пути, носите их одежду. Выращивайте чай в Сэчэне. Я даже знать не хочу.
– Я буду мертв для всех, кого знаю?
– Для всех. Все должно быть так, будто вы покинули наш мир. Наше время. Если вы дадите мне слово.
– А если меня каким-то образом обнаружат? Если какой-нибудь солдат узнает мой голос? Или разбойник, которого я когда-то знал? Если кто-нибудь случайно увидит мою спину? Если распространится слух, и люди начнут стекаться ко мне? Если кто-то объявит, что Жэнь Дайянь жив, на юге, когда вы намного повысите налоги, объявите новую монополию государства, сделаете что-то такое, что вызовет сильное недовольство народа?
Сень, в свою очередь, на короткое мгновение прикрыл глаза. И ответил:
– Мы всегда делаем что-то такое, что вызывает недовольство народа. Полагаю, я готов пойти на такой риск.
– Почему? Это глупо! Ваш отец…
– Мой отец? Он бы уже заставил вас признаться под пытками. За то, что я здесь сказал, он бы донес на меня императору и смотрел, как меня казнят.
– Император. Вы скажете императору… что?
– Что вас убили здесь сегодня ночью, а труп сожгли, чтобы его нельзя было предать земле и оказывать ему почести.
– Сожгли за измену Катаю?
Сень покачал головой.
– Я перебрал всех судей. Ни один человек не хочет вынести такой приговор, Жэнь Дайянь.
– Всегда найдется кто-нибудь, кого можно подкупить.
– Всегда. Но вы имеете слишком большое значение. Мне нужен судья, пользующийся репутацией честного человека. Это самое начало династии. Такие вещи важны.
– Но если я исчезну, в глазах всего мира вы убьете благородного главнокомандующего армий Катая?
– Героического командующего. Да. Представляю себе, как император будет публично горевать, сердиться и возложит вину…
– На своего первого министра?
– Более вероятно, на предательство здешних охранников.
– Потому что вы ему нужны?
– Да. Нужен.
– Вам придется найти охранников-предателей и казнить их.
– Это несложно, командующий. Вероятно, это произойдет также и в другом случае.
– Если я умру в этой комнате?
Первый министр кивнул головой.
– Кто-то всегда должен быть виновным, – помолчав еще мгновение, он встал, и Дайянь тоже. Сень посмотрел на стол, на чашки с вином. Сказал: