Звездная река
Шрифт:
Если на него возложат вину за войну – а это возможно – это почти наверняка будет означать позор и отставку (или еще хуже). В этом случае помощник первого министра, Кай Чжэнь, наверняка станет его преемником. И будет править Катаем, тем более что император предпочитает рисование, каллиграфию (его собственная каллиграфия повсеместно считалась самой элегантной в мире) и роскошный сад, который он создает к северу и к востоку от своего дворца.
Сад («Гэнюэ») и сеть «Цветы и камни», созданная для снабжения этого сада, были идеей Кай Чжэня. Блестящей идеей во многих отношениях. Дэцзинь сначала одобрил ее и воспользовался
Вопрос в том, кто будет платить?
«Помощник министра Кай, вероятно, считает, что это он сейчас правит», – с насмешкой подумал Дэцзинь. В конце концов, между ним и императором стоит только старый, почти слепой человек. Хотя Чжэнь говорит, что почитает своего начальника за то, что тот начал политику реформ, Хан Дэцзинь почти не сомневался, что более молодой помощник теперь считает старшего министра слабым, увязшим в старых приемах ведения дел.
«Старые приемы, такие как сдержанность, учтивость, уважение», – подумал Дэцзинь все еще с насмешкой. Он разбогател у власти, привык к своему положению, к тому, что внушает страх, но он не стремился к высокому рангу с намерением стать богатым.
Он понимал свои разногласия с Си Вэньгао и другими консерваторами как битву за то, чем должен стать Катай, чем ему необходимо стать ради блага империи и ее народа. Это была благочестивая, оправдывающая его мысль, и он это понимал, но она, как говорил себе Хан Дэцзинь, также была правдой.
Он покачал головой. Его сын взглянул на него – смазанная, движущаяся фигура, – потом снова занялся своей стопкой документов. «Горечь не приносит пользы, – напомнил себе Дэцзинь. – Ты совершал ошибки, если именно это толкало тебя вперед. Ты говорил, не обдумав хорошенько слова, о которых мог потом пожалеть». Он часто провоцировал своих соперников на подобную опрометчивость. Умел использовать гнев, страсть, ярость других людей.
Освещение было хорошим сегодня в их кабинете, здесь, на западной стороне главного внутреннего двора дворца. Еще во времена Девятой династии, в Синане, до того, как он пал и был разрушен, в распоряжении правительственных чиновников было целое дворцовое здание: Двор пурпурного мирта.
Здесь, в Ханьцзине, при всем его великолепии, для этого просто не хватало пространства. Пространство – вот часть того, что они потеряли по всей империи, а не только в многолюдной столице. Они потеряли земли на севере, на северо-западе, потеряли защиту Длинной стены, потеряли дань, потеряли доступ к торговым путям на запад (и контроль над ними!) и те богатства, которые они приносили год за годом.
В Ханьцзине и у его стен жило более миллиона душ – в местности, которая была лишь малой долей того, что входило в Синань триста лет назад.
Если вы пойдете к развалинам старой столицы, войдете через разбитые ворота, остановитесь среди сорняков и травы, и обломков камней, услышите крики птиц и увидите диких зверей, бродящих среди того обширного пространства, которое когда-то было имперский дорогой, шириной почти в пятьсот шагов… то вас можно простить, если вы подумаете, что главная магистраль Ханьцзиня, ведущая от этого дворца к воротам, была…
Ну, если точно, то она имеет в ширину восемьдесят шагов.
Он приказал ее измерить вскоре после того, как прибыл ко двору, так
И Катай уже не тот, каким был.
«Что с того?» – подумал он тогда, и сейчас так думает, почти всегда. Должны ли они со стыдом склонить голову из-за того, что произошло несколько столетий назад, когда никто из них еще не родился? Вырвать на себе остатки седеющих волос? Сдаться варварам? Отдать им своих женщин? Своих детей отдать им в рабство?
Первый министр с ворчанием отверг эту мысль. Мир приходит к тебе таким, каким приходит, надо довольствоваться тем, что имеешь.
Он увидел, как его сын снова поднял голову от бумаг, над которыми работал. Дэцзинь жестом показал ему: ничего важного, продолжай работать.
На его собственном столе лежало два послания. Их ему вручил сын, без комментариев. Он прочел оба при хорошем освещении. Отличная каллиграфия в обоих посланиях, один почерк ему знаком (и знаменит), второй для него нов.
Письма отчасти были причиной его чувства горечи и ностальгии в ясное осеннее утро. Осень в Ханьцзине – приятный сезон: летняя жара и желтая пыль исчезли, зимний ветер еще не задул. Зацвели сливовые деревья. Впереди веселая череда праздников. Он был не из тех, кто любит смотреть на уличные танцы или процессии с разноцветными фонарями, но любил вино не меньше других и наслаждался праздничной едой, хотя теперь ему необходимо быть осторожным с едой и питьем.
Письма были адресованы ему лично, одно говорило голосом давнего – хоть и непростого – знакомого, другое было написано с чрезвычайной почтительностью и официальным языком. Оба автора выступали просителями по одному и тому же делу. То, о чем они сообщали, рассердило его, так как было для него новостью, этого не должно было произойти.
Никто не говорит, что первый министр Катая должен заниматься судьбой каждого члена оппозиционной фракции. Их слишком много, а у него есть гораздо более важные задачи и обязанности.
Он сам запустил процесс разжалования и высылки проигравшей фракции более двадцати пяти лет назад, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. Воздвигли резные стелы, на которые скопировали список, составленный собственноручно новым молодым императором, и написанный его изящной каллиграфией в стиле «тонкое золото», где перечислялись изгнанные. Стелы установили перед каждой управой префектуры в империи. Восемьдесят семь имен в первый раз, сто двадцать девять годом позже. Он помнил эти цифры. Те имена он просматривал сам или выбирал их.
Империя, двор, мир под небесами нуждались в ясности и руководстве после периода беспорядков. Когда-то, возможно, колебания фракций «за» и «против», какофония при дворе была благом, но Хан Дэцзинь был уверен в своей правоте и мудрости своей политики. Он считал тех, кто не соглашался с ним, не просто неправыми, но опасными, угрожающими покою и порядку, и тем переменам, которые необходимы Катаю.
Империи было нужно, чтобы эти люди замолчали и исчезли.
Кроме того, они сами это начали! Консерваторы были у власти в период между смертью последнего императора и совершеннолетием нынешнего, в те годы, когда правила вдовствующая императрица. Они вернули всё обратно и отправили в ссылку сторонников «новой политики» Хан Дэцзиня.