Звездная роль Владика Козьмичева
Шрифт:
– Ничего со мной не случится. Знаешь, какая я крепкая. Ты мне лучше крабика какого-нибудь поймай и привези. Мы ему аквариум сделаем и любоваться будем. Я об этом в Касин-ске и мечтать не могла...
Владик с видом знатока отвечал.
– А мы к Камчатке пойдем, знаешь какой там краб! Он у нас в комнате не поместится, не то что в аквариуме. Если хочешь, я тебе стишок про краба лучше сочиню. Пока меня не будет, читай каждый день и любуйся. Хочешь? И не успела Лена отреагировать, как он уже пропел тут же сочиненную частушку.
Кабы-дабы, кабы-дабы,
Привезу тебе я краба.
Не возьму с тебя цены.
Будут крабы, будут крабы,
Лишь бы не было войны.
– Дались тебе эти крабы. Ты что, шуток не понимаешь?
Их третье за прошедший год расставание оказалось нисколько не легче, чем первые два. За время его первого
В Находку, вопреки ожиданию, они вернулись лишь однажды, через месяц. И только для выгрузки улова. Для Лены его появление было неожиданностью, полной безмерной радости и не менее сильного огорчения. Дома он пробыл всего четыре дня, за которые "Циклон" выгрузился, пополнил запасы топлива, еды, пресной воды, расходных материалов и опять ушел в район путины. В оставшиеся месяцы в Находку они больше не возвращались. Сдавать уловы ходили на Сахалин.
Впечатлений от пребывания в Охотском море и посещений Сахалина было столько, что у него родилась идея начать записывать наблюдения за всем, что происходит вокруг. Спустя годы, он вспоминал, что это было началом его литературной работы. И началом весьма трудным. Его уверенность, что описывать увиденное будет легко, подверглась серьезному испытанию. Способность к написанию стихов не только не сказывалась на качестве записей, но поначалу даже мешала. Его постоянно сбивало на цветистость, на поиск необычных метафор. И лишь к концу путины он наконец почувствовал, что что-то получается. Владик даже успел записать впечатления о рейсе во Вьетнам. Но это не было дневником. Во-первых, уже прошло время, а во-вторых, он быстро понял, что дневник будет ограничивать его склон-ность к размышлениям и обобщениям.
Под конец путины от Лены пришла телеграмма. Стало известно, что собирается приехать Анна Семеновна. Новость обрадовала и озаботила. Ее приезд неизбежно поставит вопрос о новом жилье. А он уже не только по своему опыту, но и из разговоров с мужиками из команды знал, что найти жилье на четверых будет большой проблемой.
В Находку "Циклон", как и планировалось, вернулся через три месяца. С трюмами, до предела заполненными рыбой. Но краба Лене он так и не привез. Она за время путины изменилась. Он это заметил еще на причале. Да, она располнела, но лицо ее, которым он и так любовался, буквально расцвело. В такси, которые всегда приезжали в порт к подходу больших судов, Лена сказала, что ее расцвет от того, что она носит мальчика. Так считали все окружав-шие ее женщины. Мол, девочка отнимает у будущей матери красоту, а мальчик только добавляет. Так это или не так, Владик не знал. Это незнание его радость от встречи с Леной и ее вида лишь усиливало. Правда, ему еще было трудно представить, что в совсем недалеком будущем он станет отцом их ребенка. Мальчика или девочки. В принципе, ему было все равно, кто родится.
К тому времени от Анны Семеновны пришло письмо, в котором она сообщала, что при-няла решение уйти на пенсию и поменять квартиру в Касинске на жилье в Находке. У нее даже есть вариант такого обмена. Только вот обмен может состояться не раньше, чем через три месяца. Да и то с доплатой. Чтобы решиться, надо, не откладывая, посмотреть квартиру в Находке.
Они сходили по указанному в письме адресу. Поговорили с хозяевами. С этой точки зрения обмен был равноценный. Но хозяева стояли на своем. Доплату они хотят за море и солнце. Мол, в Касинске этого ничего нет. Хозяин, хотя всю жизнь прожил в Находке, был родом из под Касинска, где у него была родня и куда ему очень хотелось вернуться. Так как выбора не было ни у тех, ни у других, договорились, что подождут, пока хозяин не выйдет на пенсию. А пока он и Анна Семеновна начнут готовить документы для обмена.
В связи с этим проблема возникла, но другая. "Циклон" после профилактики должен был отправиться в новый рейс. На этот раз еще дальше, чем во Вьетнам. Поговаривали, что зафрахтовало Министерство торговли для рейса за фруктами в Марроко. Они были вынуждены задуматься. Собственно говоря, Владик сразу заявил, что на сей раз ее не оставит. Была бы здесь Анна Семеновна, может, еще и подумал бы. А так - нет! Они еще несколько дней поразмышляли, а потом пошли к Николаю Семеновичу за советом. Но ни он, ни его жена Таня даже не стали говорить о возможности для Владика уйти в такой длинный рейс. Решили, что ему надо подыскать на это время что-нибудь временное, чтобы быть с Леной вплоть до родов. В принципе, это было возможно, так как холодильщик мог быть нужным на рыбзаводе. Пользуясь своими связями, Николай Семенович договорился с главным инженером, и Владик был временно откомандирован с "Циклона" на завод. Началась сухопутная жизнь.
Вначале он только радовался. Лена рядом. Все вроде бы в норме. Но что-то его все-таки тревожило и заставляло раздумывать. За полгода, проведенные им на борту "Циклона" и в море, он уже стал осознавать, что постепенно, несмотря на неизбежные при этом бытовые и физические трудности, психологически он стал ощущать себя комфортнее, что он уже начал понимать окружающих его людей, с их специфическим мышлением и поведением.
Мир открывался ему совсем с другой стороны. Это был другой мир. В нем не могло быть места зависти и ревности к успеху другого. Не мир, в котором основополагающим мотивом поведения было стремление к личному успеху и зрительскому признанию, что особенно ярко проявлялось в театре. Он пытался анализировать, были ли у него в театре друзья, и к своему огорчению, лишь констатировал - не было. И это у него, которого еще со школы, а потом в театральном училище, всегда окружали многочисленные друзья? Здесь же никто никого не опережал, не стремился выбиться в лучшие. Здесь каждый был на своем месте и в меру сил и способностей выполнял свою судовую роль. И в большинстве случаев добросовестно, посколь-ку, в противном случае, он мог поставить себя и других под удар стихии. Временами от таких мыслей ему становилось не по себе. Не изменяет ли он этим Лене и их будущему ребенку? И, может быть, даже своему недавнему театральному прошлому.
Но вскоре понял, что никому он не изменяет. То, что произошло с ним за это время, было закономерным. И, видимо, не случайным, а закономерным был уход из театра, который провел границу между этапами его жизни. Между юношеским увлечением своим "Я" и началом настоящей мужской жизни. Когда появляется необходимость отвечать не только за себя, но и за других. То есть система ценностей взрослого человека.
А как тогда быть с тем, что составляет смысл жизни и предназначение человека? Лично его, Владика Козьмичева. Неужели он должен смириться с тем, что теперь ему предписано? Остаться на всю жизнь погруженным в мир его новой профессии. Чтобы его будущий сын, а он уже ждал только сына, мог говорить о своем отце лишь как о механике холодильной установ-ки? К тому же ему очень хотелось, чтобы у его отца было высшее образование. Тем не менее, даже положив руку на сердце, он никак не мог сказать, что эта профессия вызывает у него внутреннее неприятие. Тем более, что она открыла перед ним не знакомый ранее мир техники и людей, его обслуживающих. И что представлялось немаловажным, давала надежду на удовлетворение будущих потребностей его семьи, стоявшей на пороге появления ребенка.
В попытках разобраться в смысложизненных вопросах начал формиро?ваться его взгляд на свое будущее. На первых порах оно выглядело несколько туманным. Но он отдавал себе отчет в том, что сильнее всего ему хочется увидеть себя занятым литературным трудом. А конкретнее, автором киносценариев, возможно, даже театральных пьес. Желание это не было такой уж фантазией. Коротенькие рассказики и стихи он пробовал сочинять еще в школе. И даже решился на то, чтобы предложить их центральному молодежному журналу. Но места на его страницах ему не нашлось. Зато пришло большущее и доброжелательное письмо от писателя Северинова. Тот одобрительно отзывался о его литературных опытах, даже находил у автора явные литературные способности и рекомендовал не только не бросать писать, но и поступать учиться в соответствующий вуз.
Но к тому времени он уже сильно увлекся театром и занимался в театральной студии. К тому же, для поступления в университет на журналистику или в литературный институт требовалось несколько печатных публикаций, чего у него не было. В итоге, заручившись рекомендацией руководителя студии, подал документы и поступил в театральное. И если бы не зуд к сочинению ехидных эпиграмм, успешно бы его закончил. Но как случилось, так случилось.
Можно подумать, что непрекращающиеся попытки осмыслить не только прошлое, но и представить будущее, могли ему мешать выполнять производственные обязанности. Но это было не так. Его быстро заметили, даже стали выделять.