Звездная роль Владика Козьмичева
Шрифт:
– Видимо, о том, кто рецензирует наши спектакли, мы узнаем после его смерти. Это обнаде-живает. Поэтому я предлагаю выпить за то, чтобы всегда быть достойными высокой оценки нашего Касинского зрителя! А оценка не задержится.
Оценка не задержалась. Субботний номер "За нашу власть" открывала передовица под названием "Партийная позиция - условие верного изображения жизни искусством". Анонимный автор, в частности, писал.
– Лицо нашего драматического театра и его Главного режиссера являет нам образец настояще-го служения пестуемому родной Коммунистической партией методу социалистического реализма. Благодаря этому все мы, касинские почитатели театрального искусства, имеем возможность внимать мыслям, роняемым со сцены. Каждый из нас - и взрослые, и подрастающие поколения, так нуждающиеся в правдивом и жизненном слове,
В заключительной части рецензии было сказано, что такие спектакли, как "Стряпуха", лишний раз подтверждают готовность театра к покорению Эвереста советской драматургии - трилогии выдающегося драматурга Николая Погодина о Владимире Ильиче Ленине и его соратниках. "Человек с ружьем", "Кремлевские куранты и "Третья патетическая". Что и будет достойным вкладом в дело всенародного празднования столетия основателя великой Коммунисти-ческой партии и Советского государства.
Георгий Порфирьевич, дабы актеры не ссылались на то, что газеты в киосках уже нет, и всегда имели этот текст перед глазами, собственноручно прикнопил номер "За нашу власть" к доске объявлений. Вскоре по театру уже гуляла очередная эпиграмма Козьмичева.
Соцреализм не просто в почете.
В касинских душах есть наша искра.
Верной дорогой, коллеги, идете,
Только вперед продвигаться пора!
Вскоре после этого, наиболее проницательным членам театрального коллектива стало очевидно. в театре явно назревает какое-то событие. Директор и парторг стали необычно часто уединяться. Буфетчица Маргарита Михайловна, переместившаяся в буфет из актерок, по этим случаям выходила на работу не как обычно, в вечернее время, а днем носила в кабинет Леопольда Митрофановича дефицитный кофе с пирожками. Но на все вопросы своих бывших коллег о том, что там происходит, загадочно улыбалась и молчала.
Потому все решили, что первые лица коллектива готовят ответ Рецензенту. Кто-то даже обратил внимание на то, что после выхода упомянутой рецензии в словарном ассортименте Главного появились не только не свойственные ему выражения типа "батенька Вы мой" или "полноте, господа, полноте", "архиважно", но и энергичные взмахивания правой рукой с зажатой в ней газетой "Правда". Но сочли все это за чудачество. И, как всегда, загадку эту разгадал наиболее образованный артист театра Владлен Козьмичев. Наиболее близкие к нему коллеги знали, что он почти закончил Щукинское училище, но был исключен из него по причине длинного языка и своих эпиграмм. Директором училища в это время был Народный артист СССР Борис Захава. Вот на него Козьмичев и написал однажды эпиграмму.
Когда б пристало мне,
Терзаясь под Луной,
Картину сотворить не ради славы,
Я б рисовал ее не с Бога, а с Захавы!
Как отнесся к ней сам Захава, осталось неизвестным. Но в партбюро училища ее сочли порочащей честь Народного артиста СССР и орденоносца. Скандал был нешуточный. Владлену припомнили все его прегрешения. И острые оценки некоторых преподавателей, и эпиграммы на них, и даже выходку во время Первомайской демонстрации, когда на подходе к Красной площади он со своим приятелем громогласно распевал. "Левая, правая где сторона? Улица, улица, ты, брат, пьяна", явно намекая на наличие большого количества демонстрировавших граждан, пребывавших в состоянии радостного опьянения по случаю 1-го Мая. Тогда его, по мнению многих преподава-телей, талантливого молодого человека, простили. А вот эпиграмму на Захаву нет. И исключили из училища. Правда, с формулировкой не за идеологическую, а за моральную распущенность. Но хрен редьки не слаще! Оставаться в Москве смысла не было, ибо ни в один театр даже рабочим сцены его бы с такой характеристикой не взяли. Без театра он жизни не мыслил и в конце концов оказался в самой театральной глубинке. В Касинском театре. Однако привычке своей сорить эпиграммами, а, следовательно, смотреть в корень происходящего вокруг, не изменил. Вот и в описываемых обстоятельствах Владлен дал фору возглавляемым Ежиковым источникам и разносчикам театральных сплетенж.
– Все понятно, - сказал он им, - наш Главреж задумал к юбилею Ленина не только поставить какой-то спектакль о вожде, но и сыграть в нем главную роль!
Авторитет Козьмичева сыграл свою роль. Хотя скептики тут же усомнились в способности Леопольда Митрофановича сыграть самого Ильича. При этом Воленс-ноленс, как представитель режиссерской профессии, не преминул заметить.
– На мой взгляд, Козьмичев ошибается. Будь я на месте Митрофаныча, отдал бы эту роль ему. У него и имя Владлен, и шевелюра подходящая...
– Совсем наш Воленс-ноленс охренел! С моей репутацией меня не только к этой роли не подпустят, но и к Дон-Кихоту. Мне хотя бы рыжую лису Алису из "Буратино" сыграть. Счастлив буду...
А тем временем Главреж и парторг истово трудились над воплощением своей идеи о достой-ной встрече 100-летия Ильича. В результате их упорных посиделок в режиссерском кабинете было решено поставить "Человека с ружьем" Николая Погодина. В том, что Горком КПСС одобрит такой почин, сомнений не было. Сомнения были в другом - в том, кто может сыграть роль вождя Революции. Мало того, что это должен быть актер максимально возможной в таком неординарном случае внешней похожестью. Так еще он должен был быть человеком безупречной репутации и кристально чистой биографии. Перебрали всех мужчин-актеров и ни на одном не остановились. И тут им обоим пришла идея о том, чтобы эту роль сыграл приглашенный.
Но где его было найти? Главреж съездил в краевой драматический театр. Там собирались к юбилею поставить "Третью Патетическую". И были те же проблемы. Так что рассчитывать можно было только на свои силы. Но на кого? По своему партийному стажу, должности и беспорочной биографии на роль Ильича могли претендовать только два члена труппы - Главреж и парторг. Но они еще в тиши кабинета взяли друг у друга самоотвод. Главреж потому, что был не только слишком тучен и велик для роли Ильича, но и потому, что последняя в его артистической карьере роль Городничего в "Ревизоре" случилась более десяти лет назад. Георгия же Порфирьевича судьба всю жизнь вела по линии партийно-политической работы в Железнодорожных войсках. К театру он приобщился лишь после демобилизации в чине подполковника, когда вернулся на свою родину в Касинск и был по распоряжению Горкома КПСС рекомендован и избран секретарем театральной партийной организации.
Но, как известно, согласно всеобщему закону человеческого бытия, тайное не может не стать явным. Сначала, цель тайного визита Леопольда Митрофановича в краевую драму просочилась в его труппу. Затем, в силу приятельских связей, стала известна Ежикову, а уж через него всей касинской труппе. После этого стал понятен и смысл неоднократных тайных вечерей отцов театра.
Коллектив возбудился. К его чести, идея Главрежа поставить "Человека с ружьем" была принята большинством. Однако объявились и пессимисты, прямо и нелицеприятно по отношению к уровню мастерства коллег утверждавшие, что в театре нет такого артиста, кому бы была по плечу роль Ильича. Но пессимисты не могли знать, какой процесс все это время шел в голове Леопольда Митрофановича. А в ней все явственнее оформлялось поддержанное Георгием Порфирьевичем видение - назначить на роль Ильича Владика Козьмина.
В его пользу было несколько важных обстоятельств. Во-первых, Козьмин, несмотря на не законченное Щукинское училище, был человеком не без таланта. Об этом свидетельствовала его роль базарного жулика в "Стряпухе" и оценка, данная его исполнению директором стадиона Кляйном и доведенная до Леопольда Митрофановича никем иным, как Воленсом-ноленсом Ежиковым. Во-вторых, Леонид Митрофанович не раз видел, как вспыхивает творческий потенциал исполнителя третьестепенных ролей в ответ на назначение его на заглавную. Но роль ролью. Сейчас же речь шла о роли Вождя Революции! В свой творческий метод он твердо верил. В-третьих, Владлен Козьмичев был рыжим! И не просто рыжим, но и одинаковым с Ильичем ростом. Какой еще театр мог похвастаться наличием такого прототипа Ильича? Все это намного облегчало работу гримера.