Звездная Золушка

Пашнина Ольга Олеговна

Я медленно сползла на пол. Уже не могла кричать. Хотелось просто взять и… и отправиться вслед за Грейстоном. В этот момент я не думала об отце… ни о чем не думала. Просто сидела, съежившись, и пыталась заглушить душевную боль физической, до крови кусая губы.

– Зара, – отец опустился возле меня на колени и обеспокоенно заглянул мне в лицо, – я тебя хоть раз подвел? Я подвергал тебя опасности?

– Ты мог его отговорить, – прошептала я. – Мог убедить, что он нужен мне. И что не должен так поступать.

– Детка, я прошу тебя успокоиться и выслушать

меня очень внимательно, ладно? – Он с силой оторвал мои руки от лица и вытер с губ кровь, укоризненно покачав головой. – Я говорил с Грейстоном, и я знаю, что он задумал. Поверь, пожалуйста, я не смог бы его разубедить, даже если б пытался. Он слишком долго вынашивал эту идею и слишком уверился в том, что должен умереть из-за Ксицани. Я не могу сказать, что его позиция мне непонятна. Не каждый способен на убийство, родная. Нажать кнопку, отдать приказ – все это просто. Вынести последствия – нет. Твой Грейстон в двадцать лет взвалил на себя непосильную ношу и не справился. Сейчас он не в себе, и он твердо уверен, что только смерть спасет ситуацию.

Я затихла, слушая спокойный и уверенный голос отца. Общий смысл сказанного пока от меня ускользал, но многолетняя привычка свое дело сделала. Истерика прошла.

– Зара, словами Грейстона не убедить. Знаешь, кто по-настоящему ценит жизнь? Тот, кто ее едва не потерял. Милая, в моей жизни нет человека ближе, чем ты. Неужели ты подумала, что я, видя, как ты любишь, как счастлива впервые в жизни, смогу оставаться безучастным?

Он говорил так ласково, что я и впрямь почувствовала себя глупой. Почему первым порывом стали слезы и обвинения в адрес отца?

– Зара, смысл всего, что я делаю, в том, чтобы помочь тебе. И если твой муж будет упорно тратить жизнь на попытки застрелиться, я не сочту тебя счастливой. Я помогу тебе, мы вытащим его, и все будет хорошо. Но ты должна взять себя в руки. Позавтракать, выслушать меня и делать то, что я скажу. Сможешь?

Я медленно кивнула, чувствуя, как дрожь унимается.

Отец помог мне сесть на кушетку, и из стены, как и почти пять месяцев назад, выехал столик с завтраком.

– Зара, ответишь на один вопрос? – как-то хитро посмотрел на меня отец.

Смутившись и предчувствуя подвох, я кивнула.

– Ты правда помчалась спасать преподавателя, с которым виделась от силы пять раз, не предупредив никого и толком не вооружившись?

Со вздохом я кивнула. А папа, к моему удивлению, рассмеялся:

– Вот это моя девочка! Рвануть сломя голову черт знает куда, наломать дров. Первейший порыв в любой нестандартной ситуации – сначала сделать, потом подумать.

Я окончательно сникла, вяло размешивая сахар в кофе. Но отец обнял меня за плечи, свободной рукой соорудил бутерброд и, как в детстве, принялся кормить. Это было так… по-домашнему и забавно, что я даже улыбнулась. Впереди забрезжила надежда!

Когда столик вернулся на место, отец встал.

– Зара, в шкафу есть одежда. Умойся, приведи себя в порядок, переоденься и выходи в кают-компанию.

Я уставилась на абсолютно целенькие очки. И удивленно подняла взгляд на отца:

– Сколько я спала?

– Всего двенадцать часов. У Триниона было запасное стекло. Я не стал посвящать его в детали своего плана, так что он довольно тяжело пережил твой отъезд. Хороший парень этот Трин.

– Хороший, – эхом отозвалась я.

А когда дверь каюты с мягким стуком задвинулась, опомнилась и отправилась в душ.

Вообще, меня преследовало навязчивое ощущение, что корабль тот же, на котором я летела к Бетельгейзе. И каюта моя. Хотя, наверное, они все типовые и я страдаю ерундой вместо того, чтобы думать о том, как помочь Грейстону. Но отец ведь знает, что делает. Правда, я совсем не представляла, как можно заставить Грейстона захотеть жить. Но надеялась, что какой-то план у нас есть.

Я переоделась в удобные серые брюки и свободную черную рубашку, лежащие в ящике встроенного в стену шкафа. Я заказывала что-то подобное в самом начале жизни на Кларии, но так и не надела. Грейстону нравились платья. Но сейчас лучше одежды нельзя было и придумать. И на ноги предполагалось надеть спортивные ботинки, напоминающие кроссовки.

Я почувствовала себя намного лучше, помывшись и переодевшись. И желание поскулить в уголочке сменилось желанием скорее со всем покончить, причем с результатом, приемлемым для меня.

Планировка корабля была мне знакома, и я без труда нашла дорогу в кают-компанию. Без Эми и ее указаний было непривычно.

Я сразу увидела отца, который смотрел на экраны огромного лэптопа. Клавиатура проецировалась прямо на поверхность стола, а куча маленьких экранчиков поверх большого и вовсе оказалась для меня загадкой. Но не это было удивительным. В кают-компании находился еще один человек, и, когда он повернулся, я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.

– Леди Торрино, – император даже поклонился, – рад вас видеть. Вы в порядке?

Не дожидаясь моего ответа, отец пояснил:

– Он нам поможет, дорогая.

– Он пытался меня убить!

– Что? – Фаран изобразил искреннее удивление. – Нет, юная леди, никоим образом. Я пытался спасти вашу любовь. У меня и в мыслях не было причинить вам вред.

– То есть заставлять меня влезать в опасное расследование, удерживая моего отца, – это спасение моей любви? Как-то странно вы ее спасаете, отправляя меня на встречу с психом, для которого святая цель – прикончить меня изощренным способом и отправить – угадайте кому.

Он, кажется, несколько опешил. Отец скрывал улыбку.

– Садись, сейчас закажу тебе кофе, – сказал он. – А наш высокопоставленный друг поведает, где и как он ошибся, принесет свои извинения и расскажет, как он планирует все исправить.

– Но-но, Эдвард, не забывай, что я все еще твой император, – хмыкнул Фаран.

– Мой? – Отец поднял брови. – А что, Земля вошла официально в состав Империи? Не знал…

– А что, ты официально – подданный Земли?

Я переводила взгляд с одного на другого, ничего не понимая.