Звездные дневники Ийона Тихого (сборник)
Шрифт:
Этим войнам положил конец царь Сарцепанос: он сжег деревни, выкорчевал под корень леса и уничтожил земледельцев, живших под городом. Так как жить мне больше было негде, я пришел в Лиловец. Благодаря моим знакомствам (дворцовая прислуга помнила меня со времен Мастозимазы) я получил должность тронного массажиста. Сарцепанос полюбил меня и решил дать мне чин помощника государственного палача, в ранге старшего мучителя. В отчаянии кинулся я на поляну, где работал ускоритель, и поставил его на максимальное действие. В ту же ночь Сарцепанос умер от обжорства, и на трон вступил военачальник Тримон Синеватый. Он ввел табель о рангах, подати и принудительный рекрутский набор. От военной службы меня спас цвет кожи: будучи признан альбиносом, я не имел права приближаться к царскому жилищу. Я жил среди невольников, и они называли меня Ийоном
Я начал проповедовать всеобщее равенство и разъяснять свою роль в общественном развитии микроцефалов. Вскоре вокруг меня сгруппировалось множество сторонников этого учения, которых назвали Машинистами, начались волнения и бунты, кроваво подавленные гвардией Тримона Синеватого. Машинизм был запрещен под страхом защекотания насмерть.
Несколько раз мне приходилось убегать из города и прятаться в городских рыбных садках, а мои приверженцы подвергались жестоким преследованиям. Потом на мои публичные лекции стало собираться все больше и больше высокопоставленных лиц – конечно, инкогнито. Когда Тримон трагически скончался, по рассеянности перестав дышать, царем стал Карбагаз Рассудительный. Это был сторонник моего учения, возведший его в ранг государственной религии. Я получил титул Хранителя Машины и великолепное жилище по соседству с дворцом. У меня было множество дел, и я сам не заметил, как подчиненные мне жрецы начали проповедовать о моем небесном происхождении. Напрасно старался я этому помешать. В то же время возникла секта Антимашинистов, утверждавших, что микроцефалы развиваются естественным путем и что я – всего лишь бывший невольник, который, выбелившись мелом, пытается морочить народ.
Вождей секты схватили, и царь пожелал, чтобы я в качестве Хранителя Машины осудил их на смерть. Не видя иных возможностей, я убежал через окно дворца и некоторое время скрывался в рыбных садках. Однажды до меня дошла весть, что жрецы проповедуют о вознесении на небо Ийона Бледного, который, выполнив свою планетную миссию, вернулся к своим божественным родителям. Я пошел в Лиловец, чтобы это опровергнуть, но толпа, преклонявшая колени перед моими изображениями, при первых же словах хотела забросать меня камнями. Жреческая стража спасла меня, но лишь затем, чтобы бросить в темницу как самозванца и святотатца. В течение трех дней меня скребли и терли, чтобы удалить предполагаемые белила, с помощью которых, как гласило обвинение, я притворялся вознесшимся на небеса Бледным. Так как я не голубел, решено было подвергнуть меня пытке. От этой неприятности мне удалось спастись благодаря одному стражнику, доставшему мне немного голубой краски. Я живо кинулся в лес, где находился ускоритель, и, порядком повозившись, поставил его на еще большее ускорение в надежде приблизить таким образом наступление порядочной цивилизации, а затем две недели скрывался в рыбных садках.
Я вернулся в столицу, когда были провозглашены республика, инфляция, амнистия и равенство сословий. На заставах уже требовали документы, а у меня никаких не было, так что меня арестовали за бродяжничество. Выйдя на свободу, я за неимением средств к жизни стал курьером в Министерстве просвещения. Министерские кабинеты сменялись иногда дважды в сутки, а так как каждое новое правительство начинало свою деятельность с отмены прежних декретов и издания новых, мне все время приходилось бегать с циркулярами. В конце концов у меня распухли ноги, и я подал в отставку, впрочем, не принятую, так как в стране было военное положение. Пережив республику, две директории, реставрацию просвещенной монархии, авторитарное правление генерала Розгроза и его гильотинирование, я потерял терпение при виде медленного развития цивилизации и еще раз принялся регулировать аппарат; в результате в нем сломался какой-то винтик. Я не обратил на это особого внимания, но дня через два заметил, что творится что-то необычайное.
Солнце вставало на западе, на кладбище слышались какие-то шумы, встречались воскресшие покойники, состояние которых улучшалось с каждой минутой, взрослые люди уменьшались на глазах, а детишки куда-то исчезали.
Вернулись правление генерала Розгроза, просвещенная монархия, директория и, наконец, республика. Увидев собственными глазами идущее задним ходом погребальное шествие царя Карбагаза, который через три дня встал с катафалка и был разбальзамирован, я понял, что, вероятно, испортил аппарат и время пошло вспять. Хуже всего было то, что я замечал признаки помолодения на собственной особе. Я решил подождать воскресения Карбагаза I; тогда я снова стану Великим Машинистом и, пользуясь тогдашним своим влиянием, без труда смогу попасть внутрь обожествляемой ракеты.
Однако хуже всего был ужасающий темп изменений; я не был уверен, что дождусь нужной минуты. Каждый день я становился под деревом во дворе и отмечал черточками свой рост: я уменьшался с огромной скоростью. Сделавшись Хранителем Машины при Карбагазе, я выглядел не старше девятилетнего, а еще нужно было собрать запасы пищи на дорогу. Я сносил их в ракету по ночам, и это стоило мне немалых трудов, так как я становился все слабее. К величайшему моему изумлению, я заметил, что в свободные от дворцовых занятий минуты меня охватывает желание поиграть в пятнашки.
Когда ракета была уже готова к отлету, я на рассвете скрылся в ней и хотел взяться за стартовый рычаг, но оказалось, что он слишком высоко. Чтобы его передвинуть, пришлось взобраться на стул. Я хотел выругаться и, к своему ужасу, убедился, что могу только пищать, как младенец. В момент старта я еще ходил, но, видимо, приданный мне импульс действовал еще некоторое время, так как уже вдалеке от планеты, когда ее диск превратился в светлое пятнышко, мне с трудом удалось подползти к бутылке с молоком, заранее припасенной мною. Таким способом мне пришлось питаться целых шесть месяцев.
Полет на Амауропию занимает, как я уже сказал, около тридцати лет, так что, вернувшись на Землю, я не вызвал своим видом тревоги у моих друзей. Жаль только, что я не умею фантазировать, иначе мне не пришлось бы избегать встреч с Тарантогой, и я сумел бы, не обижая его, выдумать какую-нибудь сказку, чтобы польстить его изобретательским талантам.
Путешествие тринадцатое [22]
Смешанные чувства теснятся в груди моей, когда я приступаю к описанию этой экспедиции, принесшей мне больше, нежели я мог надеяться. Отправляясь в путь с Земли, я назначил себе целью достижение невероятно далекой планеты в созвездии Краба, Зазьявы, слава о которой разносится по всей космической пустоте благодаря тому, что она подарила Вселенной одну из наиболее выдающихся ее личностей, Учителя Ох. Не так на самом деле зовут сего блестящего мыслителя, я же пользуюсь этим именем, ибо ни один земной язык не в состоянии передать его иным образом. Ребенку, рождающемуся на Зазьяве, вместе с необыкновенно длинным, по нашим представлениям, именем присваивают несметное множество титулов и отличий.
22
Podrої trzynasta, 1956
Когда в свое время Учитель Ох пришел в мир, его нарекли именем Гридипидагититоситипопокартуртегвауана-топочтоэтотам. Он получил титулы Златотканого Оплота Бытия, Доктора Совершенной Кротости, Светлой Вероятностной Всесторонности и т.д. и т.п. По мере того как он мужал и учился, каждый год его лишали одного титула и частички имени, а поскольку способности он выказывал необычайные, уже на тридцать третьем году жизни у него отобрали последнее отличие, спустя же еще два года у него вообще не осталось титулов, а имя его обозначалось одной только – да к тому же немой – буквой зазьявского алфавита: «придыхание блаженства», то есть особого рода подавленный вздох, который издают от избытка уважения и наслаждения.
Теперь читатель, конечно же, поймет, почему я зову этого мудреца Учителем Ох. Муж сей, нареченный Благодетелем Космоса, всю жизнь посвятил делу осчастливливания различных племен Галактики и, трудясь в поте лица, создал науку об исполнении желаний, именуемую также Общей Теорией Протезов. Отсюда же, как всем известно, и сам он выводит определение собственной деятельности; как вы знаете, он считает себя протезистом.
Впервые я столкнулся с плодами деяний Учителя Ох на Европии. Испокон веков планета та бурлила от раздоров, неприязни и желчной враждебности, которые отличали взаимоотношения ее жителей. Брат завидовал там брату, ученик ненавидел учителя, подчиненный – начальника. Однако же, когда я прибыл туда, в глаза мне бросились – в противоречии с молвой – всеобщая кротость и нежнейшая любовь, которую питали друг к другу все без исключения члены планетного общества.