Звездные Морпехи
Шрифт:
– Ну, если не принимать во внимание отсутствие командира, то все нормально. Мы взяли старое подразделение ‹Альфа›, вернее, то, что от него осталось, добавили свежие силы, в том числе несколько новых ребят с Иштара. Но капитан Феттерман не подал рапорт об участии в миссии, а лейтенант Уилки… – Гарроуэй не договорил.
– Знаю. Феттерман потерял во Флориде всю свою семью. Погибли все – его жена, оба мужа, двое детей, родители. Ему сейчас не до нас, сам понимаешь.
– Черт. Я не знал.
– Такие случаи теперь сплошь и рядом. – Генерал покачал головой. – Собственно говоря, его кандидатура
В графе семейное положение имелись данные на всех близких родственников того или иного морпеха: жен, мужей, родителей. Для межзвездных операций корпус, как правило, останавливал выбор на мужчинах и женщинах с минимальными семейными связями – семейным статусом номер один или два, поскольку, как правило, такие миссии длились двадцать, а то и более объективных лет.
– Беда в том, что хотя сейчас у Феттермана семейный статус номер один, он не в том состоянии, чтобы участвовать в боевой операции. Правда, насколько мне известно, к нам уже откомандировали нового офицера с Земли. Капитан Мелер. Он и займет место Феттермана.
– А как у него по части боевого опыта?
Виртуальный образ генерала задумчиво поджал губы.
– Дальше Солнечной системы не был, хотя и участвовал в боевых операциях. Аргентина в восьмом году, а до этого Харбин.
– И на том спасибо, хотя никакой опыт земных боев не идет ни в какое сравнение с тем, что человек приобретает в космосе.
– А ты думаешь, зачем нам понадобился опытный младший офицерский состав? Кто-то ведь должен давать ЦУ неопытным капитанам.
Что ж, может, оно и к лучшему, если, конечно, этот самый капитан прислушается к советам сержантов и капралов.
– Понял.
– Я хочу, чтобы ты и старший сержант О'Меара взяли его в руки и постоянно держали в поле зрения.
Гарроуэй не сразу понял, о каком таком старшем сержанте О'Меара идет речь. Ах да, это же Кроум.
– Слушаюсь, генерал.
– И еще одна вещь, сынок. Похоже, мы имеем дело с правилом Салливанов. Как ты на это смотришь?
Гарроуэй пожал плечами.
– Никак. Правило Салливанов касается тех, кому есть кого терять, у кого есть семья. А кого терять мне? Кроме кузины Лу и еще пары-тройки троюродных? Насколько мне известно, кроме нас с вами больше никого нет, вы и я. Или я не прав?
В 1942 году пятеро братьев – Альберт, Фрэнсис, Джордж, Джозеф и Мэдисон Салливаны – проходили службу на борту одного и того же судна, крейсера ‹Юнона›. Правда, трое из них пошли во флот с тем условием, что будут проходить службу на одном и том же корабле, что и их старшие братья. Когда в том же году во время одного из морских сражений ‹Юнону› пробило торпедой, она затонула неподалеку от острова Гвадалканал. Погибли все пятеро братьев.
Вопреки распространенному мнению на тот момент не существовало никакого закона или акта Конгресса США, запрещавшего близким родственникам прохождение службы на одном корабле или военной базе. Тем не менее спустя годы на флоте и в морской пехоте стали придерживаться иных, хотя и негласных, правил. Теперь считалось нежелательным, чтобы во время военных действий дети от одних и тех же родителей, равно как родители и дети, несли службу на одном корабле или одной военной базе. Это
Надо сказать, корпус прикладывал немалые усилия к тому, чтобы пополнять свои ряды одиночками, не обремененными на Земле семейными узами. Именно их в первую очередь отправляли в межзвездные миссии. Впрочем, случалось, что в космос отправляли и близких родственников. Как правило, это были люди, у кого на Земле никого не осталось.
Но даже в этих случаях приходилось преодолевать бюрократические препоны – никто не хотел нести ответственность за гибель последних представителей той или иной семьи. И если кто-то из пехотинцев опасался такого исхода событий, он вполне мог сослаться на ‹правило Салливанов›. Согласно архивных данным, за последнее столетие такой отказ имел место восемь раз.
Правда, в данный момент сказать что-то определенное было трудно. Многие морпехи потеряли близких родственников во время Армагеддона, то есть погибли не те, кто был в космосе, а кто оставался на Земле.
– По крайней мере с иштарийцами такой проблемы не возникнет, – продолжил генерал, – иначе бы их здесь просто не было. Кстати, как они?
– Отлично, – ответил Трэвис. – Лучше не бывает. Некоторые из них уже успели показать себя настоящими героями, когда дали отпор мародерам. Хотя скажу честно, если бы не этот случай, я бы дважды подумал, прежде чем направлять их в эту операцию, когда у них практически нет боевого опыта, – добавил он и пожал плечами. – Разумеется, с их точки зрения, они уже и без того приняли участие в космической операции. Ведь до Иштара лететь и лететь.
– А когда мы будем у Сириуса…
Он не стал добавлять очевидное. Как только они пройдут космические врата, и Сириус, и система Ллаланде – как, впрочем, и Солнце – будут уже далеко-далеко, за пятнадцать тысяч световых лет.
– Знаешь, – произнес Трэвис задумчиво, – эти иштарийцы – ходячий пример близкой родни. Ведь корпус для них – единственная семья. Впрочем, и для нас остальных. Мы теперь все одна семья.
Корпус как одна семья. Эта мысль уже давно – примерно пару столетий – витала в воздухе, просачивалась по неофициальным каналам, высказывалась во время ночных попоек. Самое больное место для десятков мужчин и женщин – это их оторванность от своих корней. Эффект растяжения времени приводил к тому, что за время космических странствий люди теряли родных и близких, что не могло не угнетать их психику.
От этого не застрахован никто. Морпех погружался к киберсон и спал до следующей звезды – будь то Сириус или какая другая, – пока корабль летел сквозь пространство со скоростью, близкой к скорости света. Обычно такой полет длился лет девять-десять, хотя благодаря кибер-сну и растяжению времени морпех этого не замечал.
Он просыпался на другом конце пути, выполнял свою миссию – как правило, на это уходил год, – вновь погружался в киберсон и летел домой.
То есть по возвращении с Сириуса домой морпеху кажется, что он отсутствовал всего год, тогда как на самом деле Земля постарела на двадцать лет, а то и больше. Останься он в свое время на Земле, проживи эти двадцать лет, он заметил бы лишь небольшие перемены, потому что они происходили бы постепенно.