Звездный мятеж. Красное знамя, «черная дыра»
Шрифт:
— А, это мы так их караван со слитками зовем… Как перелопатят сколько-нибудь руды, наплавят слитков, ну и отправляют их на нескольких транспортниках из системы вон. Охраны там обычно — завались! Я как-то даже линейный крейсер видал…
Я почувствовал себя сродни напавшей на след зверя гончей.
— Подожди ты со своими линейными крейсерами. Ты рассказывай подробнее — что за караван, когда отходит, сколько кораблей, какой эскорт…
— Блин, ты прямо как коп сейчас выспрашиваешь, Блэк…
— Живо отвечай!
— Ладно, — нехотя протянул Саймон. — Короче, где-то раз в два-три месяца корпы отправляют надыбанный металл из системы. Обычно там бывает где-то штук пять тяжелых транспортов, ну и куча охраны, че. Пара легких крейсеров, штуки три дестроеров, полдюжины корветов, эскортный улей… Ну и птичек до хрена, конечно.
— Когда отходил последний такой караван?
— Че, грабануть хочешь? Не, не вариант — слишком до фига охраны…
— Я вообще-то спросил тебя о том, когда отошел последний караван, а не интересовался твоим мнением относительно чего-либо, — процедил я сквозь зубы.
— Ну-у-у… — ненадолго задумался Табак. — Где-то дней пять назад, может… Так что до следующего еще пару-тройку месяцев подождать придется… Но я говорю, это не вариант. Машинка у тебя, конечно, серьезная — спору нет, но даже на ней против целого флота не навоюешь…
— А кто тебе сказал, что я собираюсь воевать против этого флота? — тонко улыбнулся я. — Да еще и один к тому же? У меня в запасе есть еще целых два или даже три месяца…
Глава 4
О сомнениях и налаживании связей
Волна мягко накатывала на берег, с мягким шелестом вороша мокрый песок и шевеля мелкую гальку, а затем отходила назад.
Раз за разом, раз за разом…
Океан словно бы дышал древней и могучей силой, до поры до времени сокрытой на глубине многих миль. Дыхание волн отдавалось размеренным ритмом стука сердца — моего или же сердца океана — неясно.
Волны накатывали на этот берег миллионы лет и не собирались прекращать этой славной традиции еще столько же. Хаос вечного непостоянства водной стихии подчинялся здесь незримому вселенскому порядку, что зажигает и гасит звезды согласно только ему одному ведомому плану.
Так было задумано еще тогда, когда далекие предки людей даже не вышли из первого на Земле океана… Когда не было ни самой Прародины человечества, ни освещающей ее звезды.
Так было задумано и так будет всегда. И не нам пытаться что-то изменить в этом мире, что подчиняется законам, которые мы не в силах познать.
Что стоят твои мечтания и надежды даже не перед лицом безбрежного космоса, а всего лишь перед обычным мировым океаном?
Что стоят твои потуги перед слепой мощью великой, но чужой и непокорной силы?
Так зачем же пытаться изменить предначертанное? Ведь на фоне всего этого ты даже не песчинка или атом, а нечто совершенно ничтожное.
Кварк. Суперточка. То, чему мы еще даже не придумали ни названия, ни облика…
…Я стоял на берегу огромного безбрежного океана, смотря, как волны раз за разом накатывают на песок.
Алые волны на черный песок.
В темно-фиолетовом небе висело тускло-багровое, будто бы истекающее темной венозной кровью, солнце этого мира.
Умирающее солнце умирающего мира.
Мира, который повидал на своем веку слишком многое, чтобы все еще желать что-то изменить во Вселенной. Мира, который видел рождение и смерть звезд и целых галактик. Мира, что был до рождения человечества и что будет после его гибели.
Мира, который был всегда.
Под ногами расстилалась низкая серо-стального цвета трава, похожая на миниатюрные деревья, колыхаемая легким морским бризом. Казалось, что я своими ногами попираю какой-то вековой лес, но, разумеется, это было всего лишь наваждением…
Вокруг меня лежали древние руины.
Занесенные песком огромные голубые каменные шестиугольники, испещренные неведомыми символами. Граненые обелиски и плиты, стоящие прямо, криво или же вовсе лежащие на земле. Искореженные и изломанные. Помнящие зенит могущества и гибель неведомых цивилизаций странных, не похожих на людей существ.
Что ты делаешь здесь, Александр? Что ты здесь забыл? Что ищешь?
— Кто знает…
Мой собственный голос показался мне столь же чужим, как и все вокруг. Как будто бы это сейчас говорил не я, а кто-то влезший в мое тело. Или же все-таки я, но оказавшийся в чужом теле.
Этот голос мог бы принадлежать камню или стальному клинку, но уж никак не живому существу.
У тебя есть ты. У тебя есть сила. У тебя есть жизнь. Так зачем тебе что-то еще?
— Чтобы восстановить справедливость.
Ты ведь не рыцарь в сверкающих доспехах, Александр. Такие речи тебе не к лицу — справедливости во всем мире хотят только лишь мечтатели и романтики.
— А я и не хочу справедливости во всем мире. Мне не нужно счастье для всех и даром. Я хочу справедливость только лишь для себя.
Думаешь, для этого тебе была дана наша сила?
И только сейчас я понял, что это не мой внутренний голос, и это вовсе не я разговариваю сам с собой.
Чей-то голос, состоящий словно бы из сотен и тысяч разных голосов, тонов и интонаций, разносился буквально отовсюду. Это словно бы говорили камни и трава, песок и океан, солнце и небо…
— Думаешь, для этого тебе была дана наша сила?
— Я не знаю, кто и зачем дал мне эту силу, но я собираюсь воспользоваться ею так, как будет угодно мне.