Звездный отец
Шрифт:
Если только...
Маршан снова открыл глаза.
«Звергзвед». Если только «звергзвед» не было самым близким приближением того, что могли произнести голосовые связки шимпанзе, к... к...
...если только то, о чем они говорили, пока он был без сознания, не было той абсолютно невозможной, безнадежной и фантастической мечтой, которую он, Маршан, оставил, когда начал организовывать кампанию по колонизации.
Если только кто-то и в самом деле не открыл способ путешествовать со сверхсветовой скоростью.
2
На следующий день, как только это стало возможно, Маршан взобрался в кресло на колесах – все сам, он не хотел, чтобы кто-то ему помогал, – и въехал в комнату-планетарий дома, который Институт предоставил ему бесплатно на всю жизнь. (Правда, сначала он посвятил всю свою жизнь Институту.)
Институт вложил в планетарий триста тысяч долларов. Закрепленные на растяжках звезды заполняли весь объем сорокафутового зала, представляя в масштабе весь космос в радиусе пятидесяти пяти световых лет от Солнца. Каждая звезда была отмечена. Год назад некоторые из них даже слегка подвинули, чтобы скорректировать их движение: это было сделано тщательно.
Здесь были и двадцать шесть больших космических кораблей, которые финансировал Институт, – те из них, что были еще в космосе. Они были, конечно, не в масштабе, но Маршан понимал, что они изображают. Он подкатил кресло по отмеченной дорожке к центру комнаты и сел там, глядя вокруг, прямо под желтым Солнцем.
Над всем царил голубовато-белый Сириус, чуть выше висел Процион. Оба они вместе были самыми яркими объектами в комнате, хотя красный Альтаир был сам по себе ярче, чем Процион. В центре помещения составляли блистательную пару Солнце и Альфа Центавра А.
Он взглянул слезящимися глазами на самое большое разочарование в его жизни, Альфу Центавра В. Так близко. Так прямо. Так стерильно. Это была издевка творения – ближайшая звезда, имевшая шанс стать новым домом, никогда не создавала планет... или создала и уничтожила их в ловушках Тициуса-Боде, которые поставили она сама и два ее компаньона.
Но были и другие надежды...
Маршан поискал и нашел Тау Кита, желтую и бледную. Лишь одиннадцать световых лет до Земли; колония уже определенно должна быть основана. Еще через десять лет или чуть меньше они получат ответ... если, конечно, там есть планеты, на которых человек может жить.
Большой вопрос, на который они уже получили так много ответов «нет»... Но Тау Кита – все еще хорошая ставка, решительно сказал сам себе Маршан. Это была звезда более темная и холодная, чем Солнце. Но она была типа G и, судя по спектрополяриметрии, определенно обладала планетами. И если она окажется очередным разочарованием...
Маршан перевел взгляд на 40 Эридана А, которая была еще темнее и еще дальше. Насколько он помнил, в экспедицию к 40 Эридана А отправился пятый его корабль. Он должен был вскоре достичь цели – в этом году, может быть в следующем. Невозможно было с уверенностью оценить время, когда максимальная скорость была так близка к скорости света...
Но теперь, конечно, максимальная скорость могла стать больше.
Внезапно нахлынула волна предчувствия неудачи, отчего ему чуть не стало плохо. Путешествие быстрее света – как они смогли!
Но у него не было времени на подобные эмоции и вообще на любые эмоции. Он чувствовал, что времени остается все меньше, и снова выпрямился, оглядываясь по сторонам. В девяносто шесть лет нельзя ничего делать медленно, даже спать днем.
Он бросил мимолетный взгляд на Процион. Процион они попробовали недавно – корабль не прошел еще и половины пути. Они пробовали почти все. Даже Эпсилон Эридана и Грумбридж 1618; даже, несмотря на низкие шансы среди спектральных классов, 61 Лебедя А и Эпсилон Индейца; последняя отчаянная попытка у Проксимы Центавра (хотя они были почти уверены, что это бесполезно; экспедиция к Альфе Центавра не обнаружила ничего похожего на пригодные для жизни планеты).
Всего было двадцать шесть кораблей. Три корабля пропали, три вернулись, один был еще на Земле. Девятнадцать были в космосе.
Маршан взглянул, чтобы отвлечься, на яркую зеленую стрелку, которая указывала, где оставлял след ионизированного газа «Тихо Браге», самый большой из его кораблей. Три тысячи мужчин и женщин. Ему показалось, что кто-то недавно упоминал «Тихо Браге». Когда? Почему? Он не был уверен, но название застряло в его мыслях.
Дверь открылась, и вошел Дан Флери, глядя на разбросанные звезды и корабли и не видя их. Планетарий никогда не значил ничего для Флери.
– Черт возьми, Норман, – заворчал он, – ты нас безумно напугал! Почему ты не в больнице...
– Я был в больнице, Дан. Я не собираюсь там оставаться. В конце концов мне удалось вбить в голову Эйзе Черни, что я на этом настаиваю, и он сказал, что я могу идти домой, если буду соблюдать покой и разрешу ему приходить. Ну что ж, как видишь, я соблюдаю покой. И меня не волнует, придет он или нет. Меня волнует только одно – правда о сверхсвете.
– О господи, Норм! Честное слово, можешь не беспокоиться...
– Дан, ты тридцать лет не говорил «честное слово», кроме тех случаев, когда ты мне лгал. Давай выкладывай. Я послал за тобой сегодня утром, потому что я знаю ответ. Я хочу получить его. Ради всего святого, Дан.
Флери обвел взглядом комнату, как будто он видел эти светящиеся точки впервые в жизни... может быть, так оно и есть, подумал Маршан.
– Ну, есть кое-что, – наконец, сказал он.
Маршан ждал. За много лет он научился ждать.
– Есть один парень, – снова начал Флери. – Его зовут Эйзель. Он математик – можете мне поверить? У него появилась идея.
Флери пододвинул кресло и сел.
– Она далека от совершенства, – сказал он. – Собственно говоря, многие считают, что это вообще не будет работать. Вы же знакомы с теорией. Эйнштейн, Лоренц-Фитцджеральд, прочие – все они против этого. Это называется... как это... полиномизация.
Он напрасно ждал ответного смеха, потом сказал:
– Хотя, должен сказать, у него, похоже, что-то есть, так как опыты...
Маршан тихо и крайне сдержанно сказал:
– Дан, ты можешь говорить по существу? Пока что я услышал от тебя, что есть некий парень по имени Эйзель, он что-то придумал, это нечто безумное, но оно работает.