Звездный свет
Шрифт:
— Почему так долго? — раздался за спиной его голос. Я подпрыгнула на месте.
Он засмеялся, и я через секунду присоединилась.
— Прости, не хотел тебя напугать.
— Я не заметила тебя.
— Невидимка — моё второе имя.
— О, я бы посмотрела, что бы ты наплёл Мастеру Лонгвею, если бы он сейчас вылез из этого люка.
Он засмеялся.
— Всё ещё не веришь в меня? Ты забыла, на что я способен. Я показывал тебе в Итане, Елена, как умею сливаться с деревьями.
Я оглянулась вокруг.
— Жаль
— Это не обязательно должны быть деревья. Маскировка работает, по сути, со всем, — он игриво приподнял брови.
— Окей, звучит жутко. Буду иметь в виду, когда соберусь принять ванну.
Он засмеялся, притягивая меня ближе к себе и обнимая.
С ним я чувствую себя в безопасности, но моё сердце по какой-то причине забилось сильнее. Он посмотрел на меня сверху вниз.
— Я не такой… каким был раньше, — усмехнулся он.
— Ага-ага, — передразнила его я.
— Если ты обратишь внимание, то заметишь, как я сияю, Елена.
— Сияешь?
— Ага, я покажу тебе, если ты угомонишь своё бешено бьющееся сердце.
Бесит, что он не просто его слышит, но и чувствует. Это романтично, но и чрезвычайно опасно для меня, если он не… Я закрыла глаза. Хватит, Елена, не думай об этом.
— О чём ты сейчас думаешь? — спросил Блейк, и я открыла глаза.
— Ни о чём.
Он вскинул бровь, как будто видит меня насквозь. Он не купится на эту отмазку.
— Окей, это то, о чём я на самом деле не хочу больше думать, но мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть. Так что потерпи.
Уголки его губ приподнялись в мягкой улыбке. Блин, он реально очсив и черсив. Я засмеялась над последним словом, получившимся из смешения «чертовски» и «красив».
Он повёл меня к маленькой деревянной будке на крыше, за которой оказались пледы с подушками.
Блейк реально из тех парней, у кого всегда всё готово.
Я села на плед и положила подушку себе на колени, тогда как он лёг на бок, опираясь на локоть.
— Не думала, что ты такой романтик.
— Тогда тебе лучше закрыть уши, когда я начну читать свои стихи.
Я засмеялась.
— Так почему ты вернулся? Ты вроде бы говорил о трёх днях.
— Слишком сильно соскучился, — в нём было столько уверенности, что я снова покраснела.
— Ты всем девушкам это говоришь?
— На самом деле, нет. Драконам тяжело оставаться вдали от своих наездников. Тебе реально намного проще, Елена, — такой глупый ответ, я ни на секунду не купилась.
— Ну и ладно. Не хочешь — не говори.
— Я серьёзно, — хмыкнул он. — Это то, кто мы есть, Елена. Когда драконам не всё равно, они переживают не только сердцем, но и всем своим существом. Разумом, — он коснулся своего виска. — Душой, — коснулся пресса. — И сердцем, — груди.
— О боже, — я вздрогнула, осознав, что сказа это вслух, насмешив его. Блейк серьёзно усложняет мне задачу не влюбиться в него. Он обхватил моё лицо ладонями.
— Я тебе уже говорил, Елена: это не заклятье. И я повторю это снова и снова, пока эта мысль не уляжется в твоей красивой головке, которая слишком много думает.
Я растаяла. Если бы была мороженым, то уже бы превратилась в сладкую липкую лужицу. Откашлялась, отводя взгляд от него.
— Я думала, ты больше не можешь читать мои мысли.
Он лёг на спину, положив подушку под голову, и уставился в небо.
— Мне не нужно читать мысли, чтобы знать, о чём ты думаешь. У тебя всё на лице написано.
— Вот же повезло, — пробурчала я, и он затрясся от смеха.
Наш разговор продолжался часами. Мы столько всего узнали друг про друга, будто собираемся участвовать в соревновании «Кто лучше знает своего наездника».
Я выяснила, что у него день рождения через два дня после Нового года, а думала, что первого апреля. Похоже, он просто одурачил всех. Мне следовало заметить, что Сэмми никогда не вручала ему подарок первого апреля. И свой последний день рождения он провёл в поисках меня вместе с Эмануэлем, что довольно-таки хреново.
Его любимый цвет — зелёный, даже изумрудный, как цвет моих глаз, но я сомневаюсь, что он был его любимым до дента.
Его любимая книга — «Грозовой перевал», потому что он всегда чувствовал тесную связь с одним из героев. А ещё ему нравится «Ромео и Джульетта», как бы банально это ни звучало. У него особая любовь к трагикомедиям. Он совсем не такой, как я думала.
А ещё у него адреналиновая зависимость. Это уже больше похоже на прежнего Блейка. Лыжи, гидроциклы, сёрфинг, прыжки с парашютом — я просто перечисляю, а он всем этим занимается и называет это забавами Рубикона. Единственное, что ему никогда не разрешалось, — это участие в Варбельских играх, в которых, я думаю, он мог бы преуспеть.
Мы полные противоположности друг другу.
Самый большой экстрим в моей жизни — это переезд каждые три месяца и талант оказываться на волоске от смерти, но его больше интересовало то, что он уже знал обо мне — то, что произошло после того, как я появилась в Пейе. Это странно.
Мы много говорили о том, как я восприняла известие о гибели Брайана. Я рассказала Блейку обо всех снах, что у меня были, как я становилась Огненным Взрывом, разрывая ему крылья, какой расшатанной и злой я была, когда они убили драконианца, которым управлял Горан.
Я очнулась перед тем, как Джордж убил меня.
Не знаю, было ли это связано с Карой внутри меня, или это была реакция моей психики на смерть Брайана.
Я даже рассказала ему о том, как мне снилась мама с первой же ночи в Пейе. Что я понятия не имела, кем она была, и что узнала об этом, только когда Ченг повёл меня в музей.