Звездный табор, серебряный клинок
Шрифт:
И суд совести приговорил меня. Я вновь подложил в инкубатор клеточную субстанцию человека. На этот раз — выращенную из моей собственной клетки. Причем запрограммировал инкубатор так, что сейчас он породил на один клон больше, чем в прошлый раз. Поскольку я знал, что теперь-то от руки закона мне уже не уйти и пожизненное заключение — минимальное наказание, которое мне грозит. А оставить несчастной, обделенной любовью хотя бы одну из Долорес я не мог и помыслить…
Насчет того, что пожизненное заключение — наказание минимальное, я оказался прав. Меня приговорили к смертной казни, правда, самой гуманной: в камере специальной установки лишили молекулы моего тела сил притяжения друг к другу… В последний путь меня
Бред! Полнейший бред! Но, когда ты внутри этого бреда, тебе так не кажется, и трезвую оценку ты способен дать только по окончании сеанса. Подобный эффект наблюдается и при просматривании обычного кино, но там отвлечься все-таки можно. Тут — никак.
Чем-то вышеописанный сюжет напомнил мне индийскую двухсерийку. Но самым ужасным было другое. Видно, чисто технический момент, когда «зритель» становится одновременно двумя или несколькими людьми — непременный атрибут мнемофильмов, или есть в этом какой-то особый суперсовременный форс, обойтись без которого киношнику стыдно. Как, например, звук «диджитл саунд» или компьютерная графика в конце двадцатого столетия… На протяжении всего сеанса все было спокойно, и я было уже расслабился, наслаждаясь остротой ощущений… Но, когда повылуплялись мои клоны, я стал одновременно пятью тысячами двумя человеками, и мне стало не до наслаждения.
Голова у меня после этого трещала неделю. Честно говоря, среди дисков я наткнулся-таки на одну «историческую драму». Более того, в рекламной аннотации на футляре было сказано, что мнемофильм посвящен «нелегкому быту и политическим каверзам наших предков — россиян начала XX столетия…» Дико обрадовавшись, я чуть было не принялся за «просмотр», но меня несколько насторожило продолжение фразы: «… начала XX столетия, когда техническим чудом считались паровые машины, паровоз был символом мощи, а в подпольных лабораториях гонимого официальной сталинской наукой профессора-генетика Вавилова создавалось существо, способное передвигаться по рельсам и призванное беспощадно бороться с тоталитаризмом…»
Обескураженный, я перевернул футляр и прочел название. «Ж/д-монстроид, или Человек-дрезина против Сталина». Я осторожненько поставил диск обратно на полку.
… Короче, если говорить честно, из прожитых нескольких десятков мнемофильмов только один мне понравился по-настоящему своею простотой, непритязательностью и похожестью на привычные мне американские фильмы. Это был фантастический триллер под названием «Загадочный паук». Включив его, я превратился в некоего молодого ученого, мечтающего вывести суперприспособленную разумную форму жизни, которая могла бы существовать в космическом пространстве, то есть прямо в пустоте. Да еще и перемещаться при этом, куда ей вздумается.
И вот благодаря генной инженерии и еще кое-каким запрещенным методам, я (опять из своей собственной клетки, между прочим) сумел создать разумного паука с биологическим гиперпространственным приводом в брюхе. Паук размером с крупную собаку был довольно-таки неприятным существом, неумным, злобным и трусливым. Еще и ленивым. Он позволял мне исследовать себя за то, что я его усиленно кормил синтезированным мясом, и в принципе такое положение вещей вполне устраивало нас обоих.
Но наверное, из-за того, что кое-что в биологии у нас с ним было общим, он конкретно положил глаз на мою невесту — красавицу-лаборантку Кимберли. Чтобы не мешать эксперименту, Ким мужественно скрывала от меня грязные приставания паука. Но, когда однажды этот гад перешел все пределы дозволенного, она со слезами призналась мне в этом. Я, само собой, хотел паука изничтожить, но он, почуяв недоброе, из лаборатории сбежал.
Все перечисленное уместилось минуты в четыре. Последующие два часа паук носился по Вселенной, нападал на различные планеты и пожирал всех подряд. Власти устраивали облавы на него, но он без труда прятался в гиперпространство, чтобы выскочить оттуда в противоположном уголке космоса и, мерзко хихикая, сожрать кого-нибудь и там.
Я и Ким таскались за ним по пятам, но угнаться никак не могли. Надо сказать, что мы синтезировали порошок, который должен был убить его, проблемой было только заставить паука этот порошок сожрать. Но в конце концов мы, почти отчаявшись изловить паука, взяли паузу для свадьбы и вернулись домой. Однако ревнивый паук каким-то образом прознал о готовящейся свадьбе и явился к нам сам.
Звонок раздался среди ночи. Я подошел к двери. «Кто там?» — спросил я. «Свои», — ответил паук загадочно. Я все понял. Взяв с полки приготовленную заранее коробочку с отравой, я распахнул дверь. Злобно хохотнув, паук открыл пасть. Я кинул коробочку туда. Паук, клацнув зубами, захлопнул пасть и с удивлением на лице проглотил коробочку.
В животе у него забурчало. Паук приподнял бровь. Задумчиво вслушиваясь в то, что происходит у него внутри, он, забыв обо мне, прошел в дом, в гостиную, и, зайдя за большой антикварный стол, принялся там чихать и покашливать. Он чихал и кашлял, время от времени укоризненно поглядывая на меня из-за стола… В конце концов он сдох.
Тут как раз подоспела разбуженная его предсмертным кашлем прелестная Кимберли в полупрозрачном халатике на голое тело. Увидев на полу дохлого паука, она моментально поняла, какой опасности я только что подвергался, и со слезами радости от того, что все это наконец-то закончилось, заключила меня в свои страстные объятия.
Все. Конец.
… Крыша съезжает окончательно. Поймал себя на том, что совершенно серьезно раздумываю, не является ли вся моя история с переносом из прошлого в будущее да еще с перспективой стать царем Всея Руси таким же мнемофильмом, как все просмотренные мной. А что? Сюжетец не менее идиотский. Занимательный. Есть стрельба, эротика, есть воплощение стремления маленького человека к власти; и никакой общегуманистической идеи. Все это свойственно тому, что обозначается термином «массовая культура».
То, что у меня есть многолетняя память, ничего не доказывает: подобная память персонажа «пристегивается» зрителю почти с каждым мнемофильмом. То, что я не помню, кто я на самом деле? Есть и такой эффект. То, что я имею свободу воли? Я уже говорил, ОЩУЩЕНИЕ наличия свободы воли испытываешь и в мнемофильмах.
А как проверить? Покончить жизнь самоубийством? А вдруг это все-таки настоящая жизнь? Обидно получится. А если и нет, то ведь все равно суицид я совершу только в том случае, если он задуман режиссером, и именно тогда, когда предписано сценарием…
В конце концов я остановился на мысли, что даже если мое нынешнее существование и является мнемофильмом, это ничего не меняет. А то, что я об этом догадался, не более чем режиссерская находка. Подобные догадки были свойственны людям и до меня. Солипсисты, например, расценивают свою жизнь, как собственные фантазии. А буддисты, если я ничего не путаю, считают, что весь мир есть всего лишь сон Будды. Так что я не одинок. А жить как-то надо.
Но, как бы то ни было, благодаря мнемозаписям я и не заметил, как за спиной осталась большая часть нашего пути. А тоска по Ляле и Ромке, страх за них, хоть и были загнаны в самый дальний уголок моего сознания, все же не прекращали отзываться в груди тупой, ноющей болью. Пророчество колдуньи не успокаивало. Не стану царем? Да и не надо. Лишь бы с Ромкой все было в порядке… Но она сказала, есть два варианта будущего: в одном Ромка станет царем, в другом моя семья погибнет. Как я должен поступить? Что я должен сделать для того, чтобы события двинулись по первому пути?..