Звездный удар

Гир Уильям Майкл

Мика покачал головой и стал расхаживать по комнате, с силой ударяя кулаком о ладонь.

— С чем мы сражаемся здесь? С байками о космических пришельцах? На американской базе? В любой день я справлюсь с афганцами и узбеками. Или в конце концов убегу от них, или убью их до того, как они настигнут меня. А здесь?

На лице Стукалова заходили желваки.

— Просто мы выполняем приказы. На данный момент наша обязанность — подчиняться.

Мика больно ткнул пальцем в грудь Виктора.

— Мы подчинились, когда вышли из Афганистана. Посмотри, во что это вылилось!

Виктор

встретился с его злобным взглядом.

— И что это нам дало? Еще один бунт. Узбеки стали свидетелями победы афганцев и наслушались обещаний Горбачева о лучшем будущем! — Сердце Мики сжалось. — Виктор, что случилось с тобой? Последние месяцы, я замечаю, ты замкнулся в себе, ты очень изменился. В твоих глазах упрямство, я это уважал, я думал, что твой гнев направлен против врага. Но теперь я в этом не уверен.

Виктор устало улыбнулся, почесав в затылке, подошел к одному из мягких диванов и опустился на него.

— Мика, разве ты не понимаешь, что произошло с нами? Я был мальчишкой, когда Брежнев вторгся в Афганистан. Юным лейтенантом я с восторгом писал рапорты в ответ на приказы из Кабула. Два года спустя я плакал, когда мы получили приказ о выводе войск. Но от облегчения, Мика, от облегчения. — Его отсутствующий взгляд был устремлен куда-то в тайные закоулки памяти.

— Теперь-то ясно, что вывод войск был ошибкой. — Габания скрестил на груди руки, поглядывая на шрамы, которыми были испещрены предплечья. Следы боевых ранений, такие же, как на груди и ногах, говорили о том, что тема разговора — больная для него.

— Разве? — Стукалов был погружен в свои мысли. — Я был свидетелем того, как лучшую в мире армию разбили наголову в Куше, я видел, как молодых парней разрывало на части гранатами, брошенными мальчишками среди бела дня на улицах Кабула. Я видел целый народ — проклятый, одураченный, голодный, засыпанный бомбами, замученный террором — и все-таки они устояли.

— Мы могли бы победить.

Виктор устало моргнул, потом потер глаза.

— Каким образом? Завоевать Пакистан? Ты думаешь, американцы позволили бы? Или китайцы? Даже Индия отвернулась бы от нас, а уж они ненавидятПакистан… но я потерял мысль… Мы все еще в Афганистане, вот в чем дело. Там погиб Сухов, его кровью пропитана афганская земля. И Иван Макаренко, и Михаил Ломоносов, и Степан Бахтин, и многие другие, которых мы знали, с которыми смеялись, которых потом мы видели мертвыми. Теперь молодых солдат взрывают гранатами мальчишки на улицах Душанбе, Ташкента и Самарканда. Мы усиливаем давление, вводим пополнение, а они становятся все более преданными своему народу, сопротивление охватывает все южные республики.

— А что бы сделали вы, товарищ майор?

Виктор горько усмехнулся.

— Не знаю, Мика. Честно, не знаю. А как по-твоему, долго мы сможем продолжать действовать в том же духе? Кроме нас с тобой, кто еще остался в живых из тех, с кем мы начинки? Только я и ты. Десять лет войны, включая двухлетнюю передышку в Зоссен-Вунсдорфе, а мы все еще сражаемся, нас жуют и переваривают — сначала афганцы, теперь наши собственные южные республики. Мы мертвецы. Мика, мы только ждем нашего часа.

Вот и все.

— Ты говоришь как побежденный, Виктор.

Холодок закрался в душу Мики. Если Виктор на самом деле так думает, что тогда? Что мне делать?

Стукалов покачал головой, невесело усмехаясь.

— Ну что ты, дружище, всего лишь… я всего лишь устал. Меня замучили наши погибшие, во сне их души проходят мимо меня пыльной вереницей в кошмарном парадном строю. Но что с тобой? У тебя всегда такой победный вид. Разве тебя не тревожит, что война с каждым днем набирает силу, что твои шансы на выживание тают, что теперь мы воюем со своим собственным народом?

Мика вздернул подбородок — этому жесту он научился у партийных офицеров.

— Виктор, я выполняю долг перед партией, перед страной, которая дала мне все. Разве мое личное благополучие что-то значит? Как ты можешь задавать такие вопросы? У нас есть великая цель — справедливость, всеобщее братство!

— А мертвых — побоку?

—Нам всегда приходилось платить кровью! Гитлер был остановлен ценой двадцати миллионов человеческих жизней! Дать свободу миру не так легко. Нам постоянно бросают вызов. Мы должнысберечь свою веру, победить ложь и… и…

— Да, да, Мика. я знаю. И не смотри на меня так. Я еще верен партии и государству. — Он рассмеялся и похлопал себя по ноге. — Со мной все в порядке, я не собираюсь верить капиталистической ереси. Моя страна слишком много значит для меня. Я помню свой долг, но я думаю, кто мы такие, куда мы идем. Вот и все.

— Настоящие партийцы не задают вопросов, — прошептал Мика, сузившимися глазами глядя на своего майора. Никогда не задают вопросов! Как хорошо он знал это! Какой ценой досталось это знание!

Виктор поднял голову.

— Я понимаю твои чувства, Мика. Ты искупил вину своих родителей сполна своей…

— Не вспоминай их, Виктор. Я не желаю больше слышать о них. Даже от тебя, хотя я и обязан тебе жизнью. — Горячая кровь застучала в висках Мики. — Они предали партию… предали меня. С того дня, как я… Ну ладно, давай просто забудем, что они жили когда-то.

Я уже заставил себя забыть их.

Ему вспомнилось лицо отца, но он усилием воли отогнал его образ, заслонив его в мыслях другими картинами — лицами друзей по партии, партийными собраниями, сражениями, исполненными ужаса, когда трассирующие пули прорезали ночное небо, когда ракеты взвивались ввысь, а люди кричали и гибли среди скал и песка.

Виктор кивнул:

— Извини. Прости меня. Все это оттого, что я очень устал. — Он стоял, растянув губы в какой-то стариковской улыбке. — И все-таки не волнуйся. Постарайся развлечь себя, забудь, что тебя окружают американцы. Узнай все, что можно, об их базе, об их привычках и манерах. Смотри на все это, как на разведывательную миссию. Что бы это ни значило. Кремль выбрал нас, потому что мы лучшие. И сейчас наш долг — оставаться лучшими и подчиняться приказам, даже если нам прикажут сотрудничать с американцами.