Звездочеты
Шрифт:
Дело в том, что я знал этого человека, видел его вживую!
Михаил Шевердин был народным писателем Узбекистана, широко, огромными тиражами издавался в Средней Азии, начиная с 60-х годов прошлого века, и пользовался определенной популярностью среди русскоязычных читателей региона.
Писал он, в основном, о борьбе с басмачеством, но по его книгам чувствовалось, что он хорошо знает историю края, местные обычаи и традиции, особенности менталитета коренных народов.
Притом, Самарканд был для него родным городом: здесь он
Если мне не изменяет память, то Шевердин, проживший долгую жизнь, был ровесником века.
Следовательно, к моменту начала раскопок Гур-Эмира ему слегка перевалило за сорок.
То есть, это был не зеленый новичок, а журналист в расцвете сил, наблюдательный, въедливый и дотошный, умевший выделять главное в потоке информации.
Я сразу поверил, что он в своих репортажах не упустил ничего существенного, детально отразил общую атмосферу экспедиции. Фактически его репортажи являлись в моих глазах оперативным историческим документом.
Потому-то я и сделал, не задумываясь, ксерокопии, посчитав полезным для себя держать эти тексты под рукой.
Что ж, сейчас они могли снова сослужить мне определенную службу.
Я разложил ксерокопии на столе перед собой, заглядывая то в одну, то в другую.
Вот репортаж о вскрытии гробницы Улугбека:
“Скелет покрыт шелковой тканью савана, настолько хорошо сохранившегося, что видны до мельчайших подробностей все складки и следы не то рисунка, не то строения ткани. Кроме того, бросаются в глаза остатки темно-синего покрывала или, быть может, плаща…Это – шелковая ткань исключительно высокого качества, великолепно выделанная… Выясняется, что Улугбек был одет в рубаху и шаровары, примерно такого же покроя, как и у современного узбекского населения. Сохранилась даже поясная перевязь – “иштонбог”.
Так-так-так…
А вот еще один весьма любопытный аспект.
18 июня, когда вскрывали могилу Улугбека, в подземелье было особенно многолюдно. Одновременно работали в трех местах. Одна группа продолжала расчистку погребения Мираншаха, вскрытого ранее; оказалось, что внутренняя камера завалена землей. Вторая группа, как уже отмечалось, сдвигала массивную плиту с саркофага Улугбека. Наконец, третья группа вела подготовку к вскрытию гробницы Тимура.
Именно с ней, с тимуровой могилой, были связаны будоражащие, нервные ожидания, навеянные легендами и слухами. А вдруг там, внутри, действительно есть что-то необычное, разгадка какой-то тайны?
Я почти уверен, что мысли об этом одолевали всех без исключения: и простых рабочих, и академиков.
Иными словами, внимание каждого из участников экспедиции уже было невольно сконцентрировано на саркофаге Тимура, что, естественно, отвлекало от других захоронений, облегчая гипотетическому расхитителю его задачу.
Кстати говоря, в репортаже о вскрытии саркофага Тимура тоже содержится
«…Плита весом до 240 пудов… Под нее подводят деревянные катки… После перерыва экспедиция снова собирается у гробницы»…
После перерыва…
Ну, конечно, они устраивали перекуры!
А как же иначе, если приходилось с предельной аккуратностью и с полным напряжением сил вручную, буквально по сантиметрам, двигать тяжеленные мраморные плиты.
240 пудов – это почти четыре тонны…
Как же тут обойтись без перекура?
Я откинулся на спинку кресла и закурил.
Что ж, все складывалось одно к одному.
Мое воображение ожило, воссоздавая картину нижнего этажа мавзолея в тот беспокойный день.
Глухой склеп. Включены софиты, но тень от предметов кажется еще гуще.
Здесь, в подземелье, собралось много народу. Археологи, историки, антропологи, инженеры, народные мастера, врачи, коллекторы, журналисты, кинооператоры, художник Татевосян с мольбертом… Все чего-то ждут…
Рабочие жалуются на тесноту, ведь нужно поднимать, притом со всеми предосторожностями, тяжеленную плиту, а тут не повернуться.
Руководитель работ просит всех, кто не связан с конкретной операцией, ненадолго подняться наверх.
И вот в склепе остается только бригада коллекторов во главе с техником.
Наконец, после долгих усилий под слегка приподнятую плиту удается подвести катки.
Между боковинами саркофага и крышкой образовалась щель величиной с ладонь.
Определенный этап работы завершен, да и люди устали.
– Перекур! – отдает команду техник.
Рабочие друг за другом потянулись наверх.
Но один из них наклоняется и смотрит через щель в саркофаг. Просто так, из «детского» любопытства.
А там, из-под полуистлевшей ткани выступает сквозь прореху желтый краешек какой-то бумаги, едва заметный в бледном свете, проникающем через узкую щель.
Человек озирается по сторонам. В склепе он один.
Ему невольно припоминаются слухи о кладе, ради которого будто бы и затеяна эта экспедиция.
Его взгляд падает на кусок проволоки в такелажном ящике…
Бумагу в саркофаге никто еще не заметил, а достать ее так просто…
Картинка словно ожила в моем воображении, и я понял, что никаких противоречивых деталей в ней нет.
Тем более что независимые эксперты признали документ подлинным.
Да, тонкий кожаный футляр был изначально пришит к халату (или плащу) изнутри, под подкладку!
За пять с половиной веков эти нитки истлели, и футляр сам собой отделился от ткани…
В вышине словно бы зазвучала таинственная музыка невидимых сфер.
Нет, слава Шлимана меня лично не манила, я видел здесь некий литературный сюжет, и он меня увлекал.
Именно в этот момент я тоже поверил окончательно в подлинность древнего самаркандского документа.