Звездочка
Шрифт:
Между грудью Терезы и крышкой ящика — двадцать сантиметров свободного пространства, не больше. Как бы она ни старалась, ей отсюда не выбраться. Если она попытается открыть крышку, выбив гвозди, тяжесть земли помешает ей. Она брошена на произвол судьбы. Заброшена. Ее дыхание оставалось спокойным и поверхностным.
Больше никакого света, проникающего через щель. Никаких голосов, никаких ударов. Ничего. Она потеряла счет времени. Понимала: речь точно не о тридцати минутах, но о трех или десяти, определить бы не смогла. Ведь точки отсчета не существовало.
Тогда
И тогда Тереза перестала все контролировать. Лишь сейчас, расслабившись, она поняла, как напряжено было ее тело. Она отдалась на волю темноты, тишины, отсутствия всего того, чем являлась.
Прошло еще какое-то неизмеряемое количество времени. Она дышала неглубоко и спокойно. Тихий звук. Что-то движется. Сначала ей показалось, это насекомое или червяк, случайно угодивший к ней в гроб. Тереза попыталась определить источник звука. Она ощупала руками стенки ящика. Немые, шершавые стенки.
Снова звук! Движение!
Тесное пространство ящика позволило ей с трудом повернуться на бок. Теперь ее плечо упиралось в крышку гроба, и Тереза лежала спиной к той стенке, из-за которой, как ей казалось, раздавался этот звук. Она зажала уши руками. Все равно слышно. Что-то пробирается сквозь землю. Копает. Оно все ближе и ближе.
Сердце забилось быстрей, и она больше не могла контролировать дыхание. Оно стало быстрым и прерывистым. А нечто, протиснувшееся к ней через землю, ползло теперь вдоль одной из стенок ящика. Она слышала, что оно там, чувствовала его каждой клеточкой тела.
Ей стало жарко. Капли пота выступили у нее на лбу. В воздухе не хватало необходимого ей элемента. Тереза дернулась, будто ее ударило током, дернулась еще раз и поняла, что на нее надвигается паника. Со всех сторон земля, здесь темно и нечем дышать, что-то пытается достать ее сквозь землю, вот-вот оно проникнет к ней в ящик. Она закричит. Она еще не дошла до нужной точки, но все равно сейчас закричит.
Она наполнила легкие остатками кислорода, и одновременно в нее проникло то, другое, вползло у нее за спиной и легло рядом, повторяя контуры ее тела.
«Урд».
Девочка выдохнула, так и не закричав. Она погрузилась в мягкие объятия всепрощающей темноты, больше не пугающей ее. Теперь Урд вместе с нею. Лежит рядом. Они с ней единое целое. Урд не станет кричать.
«Тереза?»
Ее больше нет. И никогда не было.
Из темноты проступили картинки ее жизни.
Она увидела, как ее закапывают в землю, но гроб пуст. Увидела свой компьютер, как она сидит возле него, клавиши нажимаются сами собой, будто это механическое пианино. На стуле никто не сидит. Удар молотка, кровь брызнула на цементный пол, рвота на другом цементном полу, но ее самой нет.
Картинки менялись с возрастающей скоростью. Вот Терез — сидит в метро и разговаривает с кем-то, кого нет. Йёран машет вслед поезду без пассажиров.
На последней картинке желтая бусина. Детские пальчики держат маленькую желтую бусину. «Если бы меня не было, то эту бусину бы никто не держал». Желтая бусина висит в полуметре от столешницы, затем держащие ее пальцы исчезают, и она падает, ударяясь о стол и отскакивая от него несколько раз, а потом замирает без движения.
Осталась лишь эта желтая точка. Нет. Осталась лишь эта желтая точка и глаза, которые смотрят на нее. Затем исчезли глаза, а вместе с ними и бусина, и все сделалось белым. Белоснежным. Выжигающе фосфорно-белым. Белизна ослепляла и причиняла такую боль, что стала криком, от которого заложило уши.
На рассвете они стояли все вместе на мостках. Четырнадцать девочек. Времени было еще только пять утра, но солнце уже успело высоко подняться над горизонтом, изливая на них свой свет. Дымка над озером рассеялась, и поверхность воды была гладкой как стекло.
Будто стайка птиц, девочки сгрудились на небольших мостках, делясь теплом друг с другом, позволяя телам обмениваться потоками новой энергии, текущей в них. Их взгляд пуст, а разум открыт всему.
У Терезы до сих пор першило в горле от пронзительного крика, который она издала, не подозревая об этом. Она стояла не шевелясь среди остальных и впитывала в себя мягкий утренний свет, запахи тины, камышей и воды, взрывной щебет птиц, близость к другим девочкам и обнаженное мироздание.
Отделившись от группы, Терез встала на самый краешек мостков. Подобрав ржавый гвоздь, она оглядела его и бросила в воду, проводив глазами. Затем повернулась к группе и произнесла:
— Мы были мертвецами. Теперь нам нужна жизнь.
Дела Макса Хансена пошли в гору после успешного выхода альбома его подопечной. Он даже начал подумывать, не пересмотреть ли свой план, включающий сжигание мостов и побег в южные широты.
Наезд качков, которых он подослал к девочкам, возымел нужный эффект. Тора озвучила им свое согласие, а на следующий день еще раз подтвердила его в электронном письме. Может, не стоит делать ее печально известной? Может, достаточно того, что она просто известна? Время покажет. Главное, тогда ему не придется покидать страну.
Поскольку страна, а точнее, город снова дружелюбно раскрыл Максу свои объятия, как в восьмидесятые. Все хотели с ним поболтать, предложить услуги, обсудить возможные совместные проекты. Макс Хансен по кличке Последний Шанс снова в игре, с ним снова начали считаться.
Он уже давно не желторотый птенец и прекрасно понимает: эта вновь обретенная популярность скоротечна, поэтому наслаждался каждым ее мгновением, жадно впитывая вымученные улыбки и поздравления, радуясь каждому неискреннему хлопку по спине.