Звездолет «Иосиф Сталин»
Шрифт:
Князь усмехнулся.
– Им нужен повод? Будет у них повод… Самый настоящий казус белли. С кого начнем?
– С ближайших соседей.
– Хельсинки? Варшава? Бухарест?
– Варшава. И далее по списку. Пусть мир вздрогнет!
Год 1930. Июнь
Польская республика Варшава
… Полдень в Варшаве миновал довольно давно и в воздухе, пропитанном солнечными лучами, слышался звук работающего города – трамвайные звонки, звуки клаксонов, паровозные гудки, музыкальные фразы сразу трех шарманок. Президентский
– Но ваши требования восстановить Российскую Империю в границах 1914 года… Они неприемлемы. Лично мне не хочется снова становиться Российским поданным.
– Это политика, пан Юзеф. У нас есть свои непримиримые. Пусть пошумят. У тебя, насколько я знаю, тоже хватает энтузиастов, собравшихся создавать Польшу «от моря до моря»?
Поляк кивнул.
– Российская империя – это цель завтрашнего дня и не многие из нынешних борцов до неё доживут… Сейчас для нас важнее разбить большевиков и постараться при этом не расколоть Россию на части.
Скрестив руки за спиной, Юзеф Пилсудский встал у окна.
– Ты предлагаешь мне начать войну? За освобождение нашего давнего поработителя?
– Война так и так начнется. Я всего лишь предлагаю просто ускорить события. Ты же сам видишь, куда катится мир.
– Я не хочу воевать. Польша не готова…
Семен Николаевич демонстративно пожал плечами.
– Это, наверное, в крови у всех славян. Мы тоже никогда не были готовы к войне, но всегда воевали. И почти всегда выигрывали войны. Но тут у вас нет выбора. Гарантами мира, насколько я понимаю, в Европе ныне являются Франция и Англия, а отнюдь не Польша и Румыния.
– Зачем же ты приехал в Варшаву, а не отправился сразу в Париж и Лондон? – в голосе диктатора слышалась насмешка. – Неужели только из чувства дружбы?
Словно не почувствовав насмешки в тоне диктатора собеседник ответил.
– Тому три причины. Во-первых, ты прав, я помню о нашей дружбе. Во-вторых – в Париж и Лондон поехали мои товарищи к словам, которых там прислушаются внимательнее, чем к моим. А в-третьих – воевать все-таки придется не французам и англичанам, а полякам, чехам и румынам. Во всяком случае, в первых рядах.
– Польша – суверенное государство, – отчеканил хозяин Польши.
– В какой-то степени, – согласился Семен Николаевич, даже не стараясь, чтоб слова казались дипломатией. Политика нельзя оскорбить правдой.
– Она суверенна настолько, что может открыть свой кошелек и заплатить за свой суверенитет.
– Не понял?
– Если Старая Европа даст «добро» на войну вам никуда не деться. Это – аксиома.
– Мы – суверенное государство, – повторил Пилсудский.
– Но не в вопросах большой Европейской политики.
Оба понимали, что правы лишь отчасти. Пилсудский осознавал, что идти против общих политических тенденций, задаваемых странами-победительницами, бывшими своего рода гарантами существования новых Европейских государств, Польше просто не возможно, а Семен Николаевич понимал, что польский
– Я понимаю, что нужны аргументы… В самое ближайшее время мир увидит их. А лично ты…
Он оглянулся, поискал глазами часы. Старинный циферблат украшенный римскими цифрами показывал четверть третьего.
– Точные? – серьезно спросил гость. Пилсудский только челюсть выпятил.
– Завтра между 17 и 17-30 я покажу, чем мы можем поддержать Польский бросок на восток…
– Ты, Семен, всегда старался все отложить «на завтра».
– Ты ведь знаешь, что Советы запустили туда, – он показал пальцем в потолок, – свой аппарат?
– Знаю, разумеется…
– Наверное, ты читал и о том, что они пристроили там установку для рыться каналов, – насмешливо продолжил он. Пилсудский в ответ тоже усмехнулся, мол, знаем мы ваши каналы. Даже если б дело не касалось старого врага – России, он все равно исходил не из декларируемых кем-то намерений, а из теоретических возможностей. Имея в руках пулемет можно пытаться убедить окружающих, что у тебя самые мирные намерения, вроде забивания гвоздей, но окружающие почувствуют себя спокойными не раньше, чем сами получат такие же гвоздезабиватели.
– Так вот, теперь эта землеройная машина в наших руках. Если ты последуешь моему совету, мы поддержим тебя с небес.
Он не сказал, что будет если поляк не последует совету. Все было и так ясно.
– Давно не был в Варшаве… Левый берег в районе Жерани по-прежнему пуст?
– Мы строимся… Там теперь парк.
– Да? Жалко ваш парк…
Год 1930. Июнь
Космическая станция «Святая Русь». Орбита Земли
… Господин Кравченко бесшумно подлетел к открытой двери. Как он и рассчитывал, князь сидел, точнее, висел перед иллюминатором, провожая взглядом проплывающую поверхность. В позе его Владимиру Валентиновичу виделась усталая безысходность.
«Устал, – подумал профессор. – Все устали… Вторая неделя заканчивается.»
Князь спиной почувствовал гостя и не оборачиваясь, сказал:
– Никак не могу привыкнуть, что нет на нем меридианной сетки. Параллелей нет…
Профессор посмотрел на самый большой в мире глобус и удивился вместе с князем.
– Верно! Действительно! Зато облака.
Офицер осторожно кивнул.
Они несколько секунд смотрели, как расползается облачный фронт над Канадой. Зрелище, конечно того стоило. Где-то под многокилометровыми слоями водяного пара ползали по земле букашки, возомнившие себя венцом творения и хозяевами Вселенной.
– Но ведь и впечатление от всего этого гораздо мощнее, чем от глобуса, не так ли?
– Конечно… Ну что, профессор. Покажем червякам, кто в доме хозяин?
«Нда-а-а-а, – подумал профессор – всего пара недель на орбите и вот – первый сумасшедший с признаками мании величия!»
– Что-то вы, князь сегодня какой-то не такой?
– А что, чувствуется?
Профессор ограничился кивком без медицинских размышлений.
– Я, профессор, себя сегодня человеком почувствовал.
– Не Богом?