Звездолет «Иосиф Сталин»
Шрифт:
Ощущение близких грозных перемен пронизывало всю Европу. Особенно ясно это было видно во Франции. С политических эмпирей оно спускалось вниз, к обывателям и даже глубже – к клошарам. Появлялось это даже в мелочах.
Фокстрот «Идем на Восток», в исполнении краковского диксиленд – джаза Марыньского, начал пользоваться бешеной популярностью. Наверное в виду неизбежной гибели большевизма как культурно-исторического явления появился ажиотажный спрос на предметы искусства с советской символикой.
Сталин вспомнил это место из справки и
Конечно, все это не ограничивалось словами. Дела тоже делались и были они несравненно опаснее и гнуснее. Дипломаты «Санитарного кордона» собрались в Париже, провели стремительное совещание и оставив журналистов, пронюхавших об этом без коммюнике о целях и итогах встречи. Особо прытким журналистам удалось сфотографировать спину вездесущего мистера Вандербильта и это фото кочевало из газеты в газету с многозначительными, в зависимости от позиции владельца газеты, подписями от «Рыцарь справедливости» до «Отец войны».
Все обозреватели, вне зависимости от степени информированности и политического оптимизма сходились на том, что что-то случится.
Напряжение в обществе копилось, и оно должно было найти выход.
Газеты Польши, Эстонии, Румынии, Чехо-Словакии выстрелили набором статей, где громко и пафосно говорилось о долге цивилизованных стран перед русским народом и под сурдинку о скромных территориальных претензиях и восстановлении исторической справедливости.
Потом началось то, что газетчики мгновенно окрестили «войной глоток». Словно спущенные с цепи политики забросали свои парламенты речами. Старт дал Маннергейм, выступивший перед эдускунтом и осудил позицию Финляндии в отношении армии Юденича, назвав все, что случилось в 1918 году «ошибкой, которая вопиет об исправлении».
Потом варианты этой арии зазвучали по всему Санитарному Кордону – от Эстонии до боярской Румынии, а после слов неизбежно последовали дела.
Провокации на границах СССР следовали одна за другой.
Мелкие шавки Империализма задирали Российского медведя под пристальными взглядами охотников из Англии и Франции.
Из-за океана за всем этим наблюдали САСШ.
Год 1930. Июнь
СССР. Москва
– Как же они проскользнули мимо вас, Енох Гершенович? Как вы умудрились не обратить на них свое просвещенное внимание?
Сарказма в голосе первого чекиста хватило с избытком, но его зам находился не в том состоянии, чтоб оценить это.
– Вот это-то и есть самое удивительное! – почти с восторгом отозвался Ягода. – До чего додумались! Они проверяли лояльность новых членов организации под глубоким гипнозом! Был, есть у них такой специалист, которому чужие мозги прощупать, что чихнуть – один труд!
– Его нашли?
– Ищем… Между прочим этот же гений и создал и загрузил в мозги нашего русского профессора совершенно искусственную личность профессора германского! Вы представляете?!
– Что-то у вас, Генрих Григорьевич, восклицательных знаков уж
– Так ведь какая идея! Какие возможности! Это ведь не чемодан – человек с двойным дном! Если врага можно признать гениальным, то это как раз тот самый случай!
– Гипноз, говорите, – задумался первый чекист страны. Занимаясь безопасностью первого пролетарского государства, ОГПУ приходилось сталкиваться с ситуациями, когда традиционные методы работы давали осечку. В таких случаях к работе привлекался спецотдел ОГПУ. Шифры, яды, гипноз, оккультные тайны, масонские организации… В отделе работали специалисты, способные разобраться с такими загадками.
– Где они сейчас?
– В Париже, по моим сведениям.
– А «Пролетарий»?
– Там же.
– Французы не догадываются?
– Скорее всего делают вид, что им ничего не известно.
– Так. Это существенно меняет дело и нашу тактику… – наконец сказал Менжинский. Если тем, что сейчас назревало в Париже не управлять, то события могли пойти так, как нужно кому-то, а не Советским людям. – Да… Профессора нужно вернуть в Москву. Если мы не сделаем этого, то его просто заставят делать свои аппараты во Франции или в Британии.
Несколько секунд он стоял у окна, проверяя правильность умозаключений.
– Жду вас через два часа вместе с товарищем Бокием. Эта работа для его специалистов. Да! И узнайте где нынче наши герои околоземных орбит.
– Они в Москве. На Лубянке. Ждут распоряжений…
… Разница между последним посещением Федосеем здания на Лубянке состояла только в том, что признав в них героев космоса, дежурный отдал честь, а так, все как и было – и сверлящий спину взгляд, и обтянутая клеенкой двойная дверь, и часы и стол и нарукавники на Артузове.
Положительно он хотел, что они приняли его за счетовода!
Они подошли и также, как и в прошлый раз не отрывая взгляда от бумаг на столе, он сказал.
– Есть работа для двоих старичков по ту сторону границы…
Они подтянулись, расправив плечи.
– Нужно поехать во Францию и привезти оттуда одного человека…
– Выкрасть? – задал вопрос Федосей. Дёготь только глазом дернул. Дежавю какое-то. Отложивший перо в сторону Менжинский заметил это и усмехнулся.
– Нет. Всего лишь помочь вернуться…
Год 1930. Июнь
Чехо-Словацкая Республика. Граница с СССР
… Пока танки шли к границе, он мог смотреть в триплекс и думать о чем угодно – руки и ноги сами делали привычную работу без участия головы. А подумать было о чем. Например, о том, что приказ, полученный полчаса назад, ему не нравился. Не нравился и все тут! Только кроме него это никого тут не интересовало. Внутренний диалог с самим собой откуда бы ни начинался сводился к заключительным фразам «Присягу принимал? Принимал! Начальству повиноваться обещал? Обещал. Погоны на плечах носишь? Носишь! Так чего тут из себя пацифиста строить?»