Звездолет «Иосиф Сталин»
Шрифт:
И все-таки он остался жив!
Он подумал, что Икару в такой же примерно ситуации в свое время пришлось гораздо хуже, и приободрился.
Все еще живя последним мгновением падения, Федосей, счастливо улыбнувшись, полной грудью вздохнул. Жив!
Резкий запах сгоревшей смеси, слившись с запахом травы, деревьев и овражной сыростью привел его в себя. Все эти радости могли очень скоро кончиться. Жив-то, конечно, жив, но жив пока!
Он стоял на более-менее ровной площадке, а в десятке шагов от него склон холма уходил вниз. Густые кусты загораживали
Где-то там, за переплетением ветвей, непременно должны быть люди.
– «Бандиты», – сам себя поправил чекист. – «Только откуда они тут?»
В том, что это белобандиты сомнений не было. Никому другому просто в голову не пришло бы начинать охоту за секретным аппаратом Советской республики.
«Получается, знали, где и когда… Получается враг где-то рядом с нами, чуть ли не в лаборатории»…
Неловко поводя плечом, он хлопнул по карману. Пулемета нет, зато наган на месте. Придется обходиться тем, что есть.
Кривясь от боли, откинул барабан, проверил патроны. Все шесть гнезд масляно желтели латунью. В левом кармане галифе звякнула еще горсть, что держал там россыпью по военной привычке.
Ничего.
«Все не так плохо, – подбодрил он себя. – Наверняка кто-то наблюдал за полетом, а значит, к месту падения уже спешит отряд ЧОНа, и значит продержаться нужно совсем немного».
Поводя стволом, Федосей слушал, что происходит вокруг. В первую очередь нужно было определиться с врагами. Стук тележных колес он уловил секунд через десять. Враги торопились доделать недоделанное. Эти про ЧОНовцев может и не знали, но догадывались. В гомоне отчетливо прозвучал командирский окрик:
– Немчика живым взять!
Это презрительно-гадкое «немчик» почему-то покоробило Федосея более всего. Бандиты явно не знали с кем связались.
– Немчика? – ядовито переспросил чекист, с облегчением ощущая, что злость нашла нужное русло. – Покажу я вам немчика!
Сняв наган с предохранителя, он похромал к аппарату.
Яйцу досталось больше чем человеку. Стеклянный верх раскрошился, разбитые пулями и падением осколки стекла, словно звериный оскал, сверкали на солнце. Трубы двигателя смялись и загнулись в раскоряк, наподобие якорных лап.
Но даже в этом виде профессорское яйцо, должно интересовать белобандитов не меньше, чем отсутствующий тут профессор.
Спрятать его?
Он попробовал стронуть яйцо с места, но вбитый в землю аппарат не шелохнулся. Федосей покачал головой. Спрячешь такое, как же… Да и не успеть. Испортить? Что там в силах голыми руками испортить человек, если аппарат со всего маху, себя не жалея, въехал в землю?
– Профессор! Эй, профессор! – заорал кто-то по-немецки. – Выходите к нам. Мы друзья!
Голос зовущего был высок, звонок, наверное, оттого, что кричавший нервничал. Наверняка и в его голове бродили мысли о самой середке СССР и двенадцатой годовщине Советской власти.
– Ага, – пробормотал Федосей, растирая ушибленную руку. –
Ладно раз яйцо не спрятать, пусть послужит делу Революции по-другому. Пусть будет приманкой.
Покрякивая от боли, он повернулся, оглядывая позицию. Кусты, кусты… И не одного приличного ствола, за которым можно было бы укрыться от пуль. Пришлось удовольствоваться кустом волчьих ягод, из-за которого яйцо смотрелось, как на ладони.
Малюков залег там и стал слушать приближающиеся голоса.
Первым до аппарата добрался какой-то мастеровой. Точнее кто-то в одежде мастерового, но с наганом в руке.
– Аппарат! – радостно вскрикнул мастеровой, глядя вниз по склону. Чуть присев и разведя в стороны руки, он завертел головой, отыскивая пилота.
– Немец есть?
– Нет тут никакого немца…
На голос из оврага вылезли еще трое.
С минуту они ходили вокруг, пытаясь сдвинуть добычу с места упирались плечами, раскачивали. Четверым удалось то, что не удалось одному. Без криков бандиты, раскачали железо и сдвинули его с места.
Федосей ждал. Когда убрав оружие, белобандиты приподняли аппарат он, четырьмя выстрелами, положил всех.
– Не стрелять! – крикнул снизу невидимый командир по-русски, и добавил еще кое-что для своих, матерно, а следом перейдя на немецкий, с просительными нотками в голосе. – Профессор! Мы друзья! Коллеги!
Малюков оскалился. Те, внизу, никак не могли сообразить, что стрелять тут будет кто-то еще, кроме них самих. Дилетанты…
Федосей не стал их разубеждать. Пока его увещевали, он добежал до убитых и разжился еще одним наганом и горстью патронов. На его счастье привычки врагов не отличались от его собственных.
Прятать покойников смысла не было. Второй раз враги на эту уловку не попадутся.
– Профессор! Выходите! Мы друзья!
Федосей неслышно, для себя, хохотнул.
Точно зная, что враги ниже него, улегся меж двух хилых стволиков и, приподнявшись на локтях, стал ждать.
Левее него, в десятке шагов за полосой кустов начиналась крутизна оврага. Он туда не смотрел и зря – едва не пропустил гостей. Те вышли к нему так, словно знали, где он устроился.
– Вон он, смотри…
Малюков вжался в землю, но тут же сообразил, что говорят не о нем, а о профессорском аппарате. Шаги приблизились. За разросшимися ветками ничего видно не было, только снизу, там, где вместо листвы из земли торчал сухостой, различались ноги в сапогах.
До них было метров пятнадцать.
– Черт! Это же Семен и этот, новичок, вчерашний…
«Это про покойников», – понял чекист.
– Убью немецкую гадину… – выдохнул грубый голос. – Мы с Семеном с «Ледяного похода»…
– Это не профессор.
«А это уже про меня. Понятное дело четыре трупа организовать – это вам не формулу вывести… Тут совершенно другая живость ума требуется», – продолжил Федосей безмолвный диалог.
– У немца на такое умения бы не нашлось… Это кто-то другой. Ладно.