Звездолет «Иосиф Сталин»
Шрифт:
– Что ж… Тогда – вперед!
А в ушах Федосея стучали маленькие барабанчики, и печально пела труба, словно провожала героев в последний путь.
Страшно…
…Лететь на аэроплане, конечно, было бы удобнее, но не залететь сюда аэроплану!
Больше часа поднимался вверх «Иосиф Сталин»!
Больше часа тянущая их вверх сила клокотала, гремела под металлическим полом, наливая тело свинцом.
Сперва все было тяжело – руки, ноги даже голова стали как чугун, но в какой-то момент, когда
Он пропадал постепенно и в какой-то момент исчез вовсе. Профессор предупреждал их, что такое непременно случится, но все равно момент наступил неожиданно.
Ощущения были совсем не те, что при полете на аэроплане. Федосей побледнел, почувствовав, что внутренности сдвинулись с места и поползли вверх по пищеводу.
Профессор, явно знавший, что это непременно произойдет, повелительно крикнул.
– Дышите, господа, дышите… Глубже!
Федосея мутило, и он промолчал, а Деготь, хоть и чувствовал себя не лучше, выдавил:
– Эх, профессор, сколько уж вместе, год почти, а все вас из товарищей в господа кидает. Какие мы вам господа?
Из-за пазухи он достал плоскую металлическую фляжку, хлебнул, крякнул молодцевато и протянул её Федосею. Тот, торопясь, запрокинул голову.
Коньяк скользнул внутрь и расставил внутренности по местам.
– Простите, друзья мои, волнуюсь…
Федосей вытер губы.
– Может быть по этому поводу… – Он нерешительно протянул немцу флягу, но тот жестом отказался, и фляга вернулась к хозяину.
Легко перелетев от одной стены к другой, немец снял стальные заслонки с окон.
– Ух ты!
Агент Коминтерна не глядя завернул пробку и сунул коньяк обратно за пазуху. Такого они еще не видели. Такого еще никто не видел!
Раскрасневшийся профессор торжественно объявил:
– Мы с вами на круговой околоземной орбите! Поздравляю вас, товарищи! Будем считать, что первый этап нашего эксперимента прошел нормально!
Видно было, что Ульриха Федоровича разбирало поговорить. С несколько глуповатой улыбкой он шевелил губами, глядя на Землю.
А колыбель человечества медленно кружилась у них под ногами. Там остались товарищи, еще не знавшие, что аппарат сделал то, для чего его создавали!
Федосей расправил плечи и запел «Вставай проклятьем заклейменный!..» Деготь подхватил со второй строки. Вытянув руки по швам, они висели в невесомости и пели главную песню революции. Профессор не пел, но Федосей видел на глазах у него слезы. В этот миг все тут было впервые. И корабль в космосе и «Интернационал» и слезы профессора…
Коснувшись ладонью глаз, профессор сиплым голосом сказал.
– Надо сообщить на Землю… Федосей, вызовите лабораторию…
Федосей подтянулся к радиостанции и застучал ключом. Несколько раз он вызывал стартовую площадку, прижимая эбонитовые кружки наушников к ушам, но тщетно.
– Связи нет, профессор.
Легко коснувшись рукой стены, профессор подлетел
Несколько секунд профессор вертел рукоятки настройки, но вой не унимался. Угрюмый звук висел в кабине напоминанием об окружавшей корабль неизвестности.
– Голос мирового пространства! – торжественно сказал немец, подняв палец. – Мировая Пустота приветствует нас!
– Или антенну оторвало, – прозаически возразил Деготь. Коньяк уже разошелся по крови и мир вокруг стал понятным. – Предлагаю выйти и посмотреть…
Федосей с удивлением посмотрел на товарища, мол что тот такое предлагает, но профессор удивил его еще больше. Он с воодушевлением отозвался:
– Отличная идея! Только надо прикрепить себя к кораблю…
Профессор отодвинул щиток в стене и оттуда выплыло несколько мотков… Да пожалуй что веревок. Они медленно, словно подталкиваемые слабым ветром пуховые комки, полетели по кабине. Федосей взлетел над креслом и поймал один. Скорее всего, все же не веревка, а трос. Гибкий, свитый из нескольких жил, правда, все-таки тонковатый… Из такого впору сеть на крупную рыбу плести, а не к кораблю привязываться.
– Это вот этим что ли к кораблю-то?
Деготь энергично кивнул, что мол не ошибся товарищ, именно этим.
– Именно, – подтвердил профессор.
Федосей смотрел то на одного, то на другого с удивлением.
– Так на этом хорошую рыбу на берег не вытянешь…
– Не забывайте, что веса в вас тут нет…
– А от холода не порвется? У нас в Сибири от холода, бывает, рельсы на железной дороге лопаются… А тут…
Он поднял брови, показывая, что не может подобрать определения к тому, что держал в руках.
– Вы же говорили что за бортом просто неестественный мороз чуть не 150 градусов…
– Нет, вы меня товарищ Малюков невнимательно слушали.
Профессор даже слегка огорчился, нахмурил брови.
– Есть места, где и за двести в минус по Цельсию. Но, разумеется, ничего не случится… В смысле не порвется… А что мороз… пусть. Там внутри проходит электрический ток и нагревает канат.
Продолжая с тем же сомнением глядеть на тонкую привязку, Федосей сказал:
– Ну, раз так, то давайте… Я вам, профессор, почему-то верю…
Он несколько раз согнул-разогнул трос, словно ждал, что тот разломится, но ничего с тем не произошло. Ну, хорошо, трос… Он посмотрел за стекло. За иллюминатором ничего не изменилось.
– Постойте, постойте… А в чем мы… В чем мы туда? Там же дышать нечем!
– О-о-о-о, не волнуйтесь. Об этом мы позаботились!
Профессор распахнул дверцу шкафа, и на свет явилась специальная космическая одежда – пустолазные костюмы. Разговоры о них Федосей слышал, хотя видеть своими глазами не довелось – их привезли когда он ездил в Москву. После разговоров они представлялась отчего-то похожими на водолазные скафандры.