Звездолов
Шрифт:
— Он кусается, — предупредила Марсали.
Но рука Элизабет не дрогнула. Тристан обнюхал ее, затем лизнул. Тут же к нему присоединилась Изольда, и оба зверька ринулись к Элизабет, нетерпеливо отталкивая друг друга и требуя, чтобы их приласкали. Элизабет старалась никого не обидеть.
— Изольда укусила Патрика, — сказала Марсали.
— Она не посмела бы, — в ужасе ахнула Элизабет.
— Еще как посмела, — усмехнулась Марсали. — И Тристан укусил бы, если б была такая возможность.
— Но животные любят Патрика, — возразила Элизабет.
Это была
Элизабет самозабвенно играла с веселыми зверьками.
— Наверное, надо сказать ему спасибо за то, что он захватил их с собою, когда похитил меня, — проворчала Марсали.
— Патрик для тебя что хочешь сделает, — откликнулась Элизабет.
Марсали ответила взглядом, полным недоверия.
— Он спорил с отцом из-за тебя. А с ним никто не смеет спорить, — убежденно продолжала девушка, уверенная, что лучшего доказательства и найти невозможно. Но вот Тристан перекатился на спинку, выгнулся, чтобы ему почесали брюшко, и Элизабет мигом забыла обо всех серьезных делах и весело, от души рассмеялась.
Марсали была поражена, насколько вдруг изменилось усталое, бледное лицо юной сестры Патрика. Исчезли усталые морщинки у губ и в уголках глаз; зеленые глаза заискрились и засияли. Марсали немедленно захотелось помочь Элизабет. До блеска расчесать ее густые темно-каштановые волосы, вдохнуть в нее уверенность, которой ей так не хватало, чтобы она смогла расправить плечи, гордо поднять голову и смело и прямо взглянуть на мир.
Впрочем, ей самой это тоже сейчас не особенно хорошо удавалось.
Ласки сновали между креслами, под кроватью, вспрыгивали на стол, зарывались в лежавшее тут же платье, подзадоривая Элизабет включиться в игру и ловить их. Увлеченная игрой со зверьками, она ползала по полу, даже не подобрав подол простенькой льняной туники, и весело смеялась.
На несколько минут Марсали тоже забыла, где и зачем она находится. Она скучала по сестре, а Элизабет так живо напомнила ей Сесили — хотя Сесили была серьезна и неулыбчива от природы, а у сдержанности Элизабет, как подозревала Марсали, была иная причина — страх. Так чего же боялась эта девочка, что могло подавить ее открытый, веселый нрав? Вдруг Элизабет что-то вспомнила, и улыбка мгновенно пропала с ее лица.
— Мы опоздаем, — пробормотала она. — Отец будет недоволен.
Вот он, ответ: Элизабет боялась отца. Марсали, признаться честно, тоже побаивалась его, но уж об этом он никогда не узнает. Опоздают они на обед или нет — ее не слишком волновало, но Элизабет подводить не хотелось.
Решив, что выглядит вполне прилично, она встала и помогла подняться Элизабет. Даже внезапная тревога не могла стереть с лица девушки следов недавней радости.
— Знаешь, ты очень хорошенькая, — сказала ей Марсали.
Элизабет
— Спасибо, — вежливо, но с некоторым сомнением ответила она и вдруг просияла. — Марсали, я так рада, что ты здесь!
Марсали улыбнулась ей, чтобы хоть немного ободрить.
Сама она полностью готова к появлению во вражеском стане. Она из клана Ганнов, и никакой Сазерленд не сможет запугать ее.
Она выпрямилась и вызывающе улыбнулась.
— Я готова. Идем, не бойся. Поглядим на льва в его собственном логове.
* * *
Грегор Сазерленд сидел во главе стола в главном зале, когда наконец к нему подошла эта девчонка Ганн. Он невольно залюбовался ею: ничего не скажешь, умеет держаться. Ни за что не подумаешь, что боится. Спокойно, как ни в чем не бывало присела перед ним, встретила бесстрашно и прямо его взгляд, даже не моргнув. Глаза синие, холодные… Изящна, стройна, хороша собою. Именно такой, черт побери, он и хотел бы видеть свою невестку. Все у нее было, вот только имя…
Он указал ей на стул в дальнем конце стола, а не рядом с собою и ближайшими родственниками, как было заведено. Она бровью не повела, будто так и надо, села, заставив потесниться двух дюжих молодцов, словно не замечая, как они оробели от ее присутствия; улыбнулась сначала одному, потом второму и невозмутимо принялась за еду.
Грегор почувствовал, что его обошли, и решил ни в чем не уступать нахалке.
Обращаясь к Алексу, он нарочито громко заявил:
— Твой брат, должно быть, скоро вернется с нашими Коровами, которых эти Ганны — презренные воры, захватили в последнем набеге.
Элизабет замерла, щеки ее чуть порозовели; Алекс поперхнулся и закашлял. Девчонка Ганн, наоборот, побледнела как полотно и в упор взглянула на Грегора. Почему-то ему стало стыдно, а он к этому не был привычен.
Затихло звяканье кубков, смолкли веселые застольные разговоры. Все смотрели на леди Марсали.
Она медленно отставила стул и встала. Грегор подумал: такая тоненькая, хрупкая, а гордость — под стать королеве. Она напомнила ему Маргарет, и он еще больше рассвирепел.
— Мне сказали, что здесь я — гостья, — заговорила она дрожащим голосом, который окреп после первых слов. — Почетная гостья. Если не ошибаюсь, именно такие слова произнес ваш сын, приглашая меня разделить семейную трапезу. Теперь, когда я узнала цену гостеприимству Сазерлендов, думаю, мне лучше уйти к себе.
В мертвой тишине, нарушаемой лишь звуком ее шагов, она вышла из-за стола и покинула зал.
— Смела, ничего не скажешь, — вполголоса проворчал Грегор. — Жаль, что она из Ганнов.
Он мрачно уставился в свою тарелку. Сазерленды ничего не должны Ганнам — ничего, даже простой любезности. Они все предатели и обманщики. А эта девица хороша, ничего не скажешь. Вот и тетка ее была такой же: лицом красавица, а душа черная. И если Патрик, простофиля, этого не видит — на то он и отец, чтобы ткнуть его носом. Иначе сын, как и он сам, каждый раз, просыпаясь, будет мучиться той же безысходной болью.