Звезды без глянца
Шрифт:
— Джейк, дорогуша, я специально взяла место рядом с тобой! — проревела она с английским акцентом, откидывая назад ужасно обесцвеченные волосы.
— Невероятно, дорогая, — безучастно сказал Джейк.
Она смерила меня оценивающим взглядом и тут же забыла обо мне как о чем-то незначительном. Я знала, она не могла понять, в чем тут секрет. Как удалось такой замухрышке заполучить Джейка Хадсона — да еще на самом престижном событии года? Я еле сдержалась, чтобы не сказать ей, что у меня есть то, чего нет у нее, — безразличие.
Джейк снял пиджак и положил его на колени. Я озиралась, определяя,
Свет погас, и я приготовилась смотреть. Фильм был бесконечным, с оглушительными взрывами и длинными паузами на экране шириной с Гималаи. Закончив уплетать поп-корн и погремев кубиками льда на дне стакана с колой, Джейк откинулся на спинку и взял меня за руку. В темноте я представила себе, что это Люк Ллойд, и во время дневных сцен пыталась отыскать его, блуждая взглядом по залу. Но мне не удалось изучить затылки сидящих впереди меня в поисках кудрявых черных волос. Меня выбило из колеи странное поведение Джейка — он как-то странно сжимал мою руку. Поначалу я решила, что он нежничает, но потом, когда он в течение какого-то времени не проявлял ни нежности, ни даже намека, что вообще замечает мое существование, я подумала: реакция на то, что он видит на экране. Рукопожатия выражали скрытые эмоции Джейка. Я стала наблюдать.
Вот солдат произносит монолог. Джейк хватает мою руку — с таким ожесточением, что я заподозрила у него сердечный приступ. Но оказалось, ничего подобного. Он был полностью поглощен фильмом. Равнение на середину.
Во время какой-то захватывающей романтической сцены он стал ритмично сжимать мои пальцы.
Перестрелка. Никаких пожатий.
Пейзажи. Мои пальцы посинели и чуть не отвалились — так он сжал их.
Любовная сцена. Ноль эмоций.
В конце концов я пришла к выводу, что Джейк в душе оставался настоящим деревенским парнем. Я знала, что он из Канзаса, но то, как он реагировал на поля и коров, просто невозможно было описать. Джейк стал расти в моих глазах. В конце концов Люк Ллойд так мне и не позвонил, и даже цветов не присылал, а я спала с ним. Люк оказался самым ужасным голливудским самцом — Джейк по крайней мере был честным. Люк прикрывался этикой и моралью, оставаясь самым отъявленным лжецом и слизняком из всех. И вот когда я уже была готова изменить свои привязанности и прозреть, голова Джейка упала мне на плечо. Я решила, что он, наверное, заснул, но когда я взглянула на него, он издал долгий, протяжный стон. Не тот, что издают, смеясь над скабрезным анекдотом, к сожалению. Это был стон удовлетворения. К тому же очень громкий. К счастью, он совпал со сценой бомбежки Берлина, иначе весь театр обернулся бы, чтобы понаблюдать за настоящим действом.
Нет, это был стон, который издает мужчина, прежде чем… ну, в нашем случае, прежде чем мерзкая блондинистая журналистка вытащила свою руку из его штанов. Я тупо воззрилась на Джейка, он повернул голову и широко мне улыбнулся. Журналистка спокойно вытерла руку о подлокотник и улыбнулась короткой победной улыбкой. Больше никогда не буду с наивным удовольствием пожимать чью бы то ни было руку! На экране поехали титры, публика поднялась, зал разразился овациями. Фильм имел успех, и поэтому то, что Джейк так стремительно вскочил, было вполне оправданно. Только вскочил он, уже не держа меня за руку. Я его руку точно не возьму.
Зажгли свет. Я подмигнула ему и извинилась: мне надо в туалет. По пути к шведскому столу я заметила Дэниела Роузена — он жал чью-то руку. Пока я мялась, поприветствовать его или нет, кто-то подошел ко мне сзади и легонько прикоснулся к моему плечу. Люк.
— Привет. — Он стоял и смотрел на меня.
— Привет, — ответила я, не найдя ничего лучшего.
— Отлично выглядишь.
— Спасибо.
— Ты здесь вместе с этим парнем? — Он был похож на маленького ребенка, который только что потерял свою соску.
— А почему ты мне ничего не сказал про свою подружку?
— Я хотел, но…
Я знала, что будет дальше. Неизбежные извинения и прочая чушь, которую я так отчаянно надеялась услышать. Я хотела простить и забыть, но мой инстинкт самосохранения взял верх прежде, чем я растаяла, и я позволила ему совершить надо мной насилие. Я подняла руки в знак того, что не хочу, чтобы он продолжал.
— Не имеет значения, Люк. Это больше уже не имеет никакого значения. Это не мое дело.
Он положил ладонь на мою руку, и я отступила, чтобы оборвать эту связь.
— Ладно, я понимаю, что ты не хочешь быть со мной. Но только не оставайся с ним. Он подонок. Он натягивает женщин, как трусы. Я не могу спокойно смотреть, как он ломает тебя.
— Ломает? Мы что, в восемнадцатом веке живем, Люк? Я уж как-нибудь о себе позабочусь.
Люк закусил губу.
— Да уж, я знаю. — Он улыбнулся, и я не удержалась — улыбнулась в ответ. — Помнишь, ты говорила, что если это не любовь, то, значит, работа. Так вот, мне понравился сценарий, который ты оставила.
Этого я никак не ожидала.
— Да ну? Догадываюсь, почему ты так говоришь — знает кошка, чье мясо съела.
— Вовсе нет. И вообще мне не за что чувствовать себя виноватым. К тому же я твердо знаю, что любовь и работа — разные вещи. Ясно? Я не стану рисковать пятнадцатью миллионами долларов только ради того, чтобы извиниться.
— Никогда?
— Ни за что. Так когда мы встретимся и обсудим проект? Я бы еще хотел увидеть автора сценария — у него получилась мощная работа. По-моему, он настоящий талант. Как его имя — Джейсон Блум?
— Именно. — Я бодро кивнула. Внезапно Люк поднял руку и поздоровался с кем-то за моей спиной. Я оглянулась. Там, на расстоянии плевка, стоял Дэниел Роузен. Вот так просто стоял. Я обрадовалась, что мы в этот момент обсуждали не наши «романтические отношения».
— Привет, Люк. Позвони мне завтра. Я все еще хочу обсудить несколько пунктов договора Мэла, — сказал Дэниел. Люк кивнул, а Дэниел обратился ко мне: — Здравствуй, Элизабет, рад видеть тебя вне офиса. Желаю хорошо провести вечер, — сказал он и растворился в толпе.