Звезды Эгера
Шрифт:
— А мы еще не опоздали на свадьбу? — продолжал допытываться Мекчеи.
— Как же так «опоздали», баричи! Разве вы не знаете, что свадьба состоится только послезавтра?
— Ты, дружок, притвори дверь, а то в комнате чем-то непотребным пахнет. И оставь нас одних.
Голова Гергея поникла.
— Опоздали!
Мекчеи задумался, потом вздернул плечом.
— Гергей, нам лучше всего уехать отсюда. Одной мечтой меньше, одним испытанием больше.
Гергей встал, встряхнул головой и сказал:
— Нет!
— А если меня спросят о чем-нибудь?
— Разве Цецеи не пригласил тебя? Главное, чтобы ты встретился с ней и узнал, по сердцу ли ей Фюрьеш. Но этого не может быть! Не может быть! Нет, нет!
— Хорошо, я поеду во дворец и остановлюсь там с Мати, если, конечно, меня примут.
— Скажешь, что тебя пригласил Цецеи. Ведь ты как-никак спас жизнь старику.
— Спас-то, конечно, спас. Впрочем, какую бы мину он ни скорчил, увидев меня, я все-таки остановлюсь во дворце и переговорю с его дочкой. Удастся — так еще нынче поговорю, а нет — поговорю завтра. А не мог бы и ты поехать со мной? Под видом слуги, что ли?
— Нет. Если Эва скажет, что ее выдают насильно, лучше, чтобы меня там не видели… А потом…
— Потом-то уж я надаю оплеух Фюрьешу!
— Ничего не предпринимай, пока не переговоришь с Эвой. А тогда немедленно скачи обратно, и мы посмотрим…
Румынка постелила Гергею мягкую постель, предложила целебное снадобье и мокрый платок на голову. Но больной не лег, не выпил цветочного отвара, не обмотал себе голову мокрым платком. Потрясая кулаками, шагал он взад и вперед по душной комнатке.
Мекчеи возвратился к утру. Гергей сидел за столом. Перед ним горел ночник. Юноша дремал, склонив голову на руки.
— Почему ты не лег?
— Я думал, мне не заснуть.
— С девушкой я поговорил. Ты верно угадал — не по любви выходит она за Фюрьеша.
Гергей вздрогнул, будто его с ног до головы окатили водой. В глазах его вновь вспыхнуло пламя жизни.
— Ты сказал, что я здесь?
— Сказал. Она тут же хотела примчаться к тебе, но я удержал ее.
— Почему ты ее удержал? — вспыхнув, воскликнул Гергей.
— Ну, ну, ну! Ты еще вместо благодарности бросишься на меня!
— Не сердись. Я точно на иголках сижу.
— А я не пустил ее к тебе потому, что вслед за ней нагрянет весь двор. О ней пошла бы дурная слава, а мы нажили бы себе беду.
— Что ж ты сказал ей?
— Что я осрамлю Фюрьеша, а она пусть вернет ему кольцо.
Гергей слушал, глаза его горели.
— А она что ответила?
— Что королева принудила ее стать невестой Фюрьеша. И родители тоже заставляли. Все ясно: королева на старости лет решила в скучные зимние дни развлекаться свадьбами. А Фюрьеш тут как тут. Девушка же, как видно, готова даже сердце свое положить на тарелку и преподнести королеве, лишь бы ей угодить.
— Но зачем ей преподносить? Ах, она все-таки забыла, забыла меня!
— Да нет же, не забыла! Это я в шутку болтаю. Откуда мне знать, как все было на самом деле!
— А что она сказала? Сказала прямо, что не любит Фюрьеша?
— Сказала.
— И что хочет поговорить со мной?
— Обязательно. Я ответил ей, что вечером приведу тебя.
Гергей кружился по комнате, точно пьяный. Потом снова поник и как подкошенный рухнул на шаткий соломенный стул.
— А какой толк, если мы выбьем Фюрьеша из седла? Все равно ее не отдадут за меня. Кто я такой? Никто. Нет у меня ни матери, ни отца, ни кола ни двора. Правда, Тереки воспитывали меня, как сына. Но все же я не их сын. Разве я посмею обратиться к ним с такой просьбой? А тем более сейчас, когда их гнездо разорено.
Скрестив руки, Мекчеи стал спиной к окну.
— Не пойму, что именно ты хочешь сказать, но вижу: ты рехнулся малость. Ведь в конце концов для женитьбы нужен не отец, не мать, а какое-нибудь пристанище. Да будет тебе известно, что у меня есть домишко в Земплене. Он стоит пустой. Можешь жить в нем хоть десять лет.
— Но ведь не единым словом сыт человек!
— А ты разве не ученый? Да ты ученей любого попа! Ведь, по нынешним временам, хороших дьяков днем с огнем ищут.
Гергей оживился.
— Спасибо, Пишта!
— Сейчас самое главное, чтобы Эва не вышла замуж за Фюрьеша. Ты поедешь со мной в лагерь, и, глядишь, года не пройдет, как тебе положат такое жалованье, что ты прокормишь жену. А до тех пор Эва будет жить у моей тетки.
Гергей торопливо накинул плащ, нахлобучил шапку, привязал саблю.
— Пишта, благослови тебя небо! Ты мой ангел-хранитель! Я сейчас же пойду к ее отцу и матери. Скажу им, что они поступают не по-божески. Скажу им, что…
Мекчеи с такой силой усадил его на плетеный стул, что стул затрещал.
— К чертям в пекло ты пойдешь! Да они тебя в курятник запрут на все время свадьбы. Чтобы ты и нос не показывал, слышишь?
Мимо окон промчались три всадника — это прибывали гости из Коложвара.
Когда на долину спустилась вечерняя мгла, Гергей вместе с Мекчеи ехал верхом во дворец.
Никто даже не спросил, кто они такие. Дворец кишел гостями. Окна были освещены. Во дворе горели факелы, а в коридорах — восковые свечи. Господа, дамы, слуги, служанки — все торопились, бегали, суетились, важничали. У Гергея защемило сердце: такая тьма людей, удастся ли ему поговорить со своей нареченной! Ведь ее ни на миг не оставляют одну. А он тут незваный гость. Никто его не знает, кроме жениха.