Звезды как пыль (пер. И.Ткач)
Шрифт:
Байрон почувствовал себя одиноким. Не испуганным, нет! Это слово он отверг. Но напряжение, несомненно, он испытывал огромное.
Шесть часов он усердно занимался расчетами. Конечно, их еще придется проверить. И может быть, удастся хоть немного вздремнуть. Он перетащил свою постель из каюты, и теперь она манила его к себе.
Те двое наверняка уже сладко спят. Ну и хорошо, сказал он себе, по крайней мере никто не мешается и не лезет под руку. Однако, услышав негромкие шаги босых ног, Байрон встрепенулся и с надеждой поднял голову.
– Привет! – сказал он. – Почему вы
Артемизия нерешительно стояла в дверях.
– Ничего, если я войду? – тихо спросила она. – Я вам не помешаю?
– Это зависит от того, как вы будете себя вести.
– Я постараюсь вести себя как положено.
С чего бы это вдруг такая покладистость? – насторожился Байрон, но причина выяснилась незамедлительно.
– Я ужасно боюсь, – сказала она. – А вы?
Байрон хотел сказать «нет», но вышло по-другому.
Он глуповато улыбнулся и ответил:
– Я тоже.
Странно, но это ее успокоило. Она села на пол рядом с ним и взглянула на раскрытые книги и листы расчетов. Все эти книги были здесь?
– Естественно. Без них нельзя управлять кораблем.
– И вы все это понимаете?
– Не все, конечно. А хотелось бы. Однако надеюсь, что понимаю достаточно… Вы, наверное, знаете: нам нужно прыгнуть к Лингейну.
– Это трудно?
– Да нет, не очень. Данные нам известны, приборы работают нормально. Вот только опыта мне не хватает. Следовало бы совершить несколько прыжков, но я собираюсь сделать один, чтобы уменьшить вероятность неточности, хотя для этого потребуется гораздо больше энергии…
Не надо говорить ей все это, нет смысла. Трусость с его стороны пугать ее. Если она ударится в панику, с ней будет трудно справиться… Он говорил это себе, но ничего не мог поделать. Ему хотелось разделить с кем-нибудь бремя ответственности. И, может быть, частично снять ее с себя.
– Конечно, хотелось бы знать побольше, – сказал он. – Например, какова плотность материи между нами и Лингейном? Именно она определяет кривизну этой части Вселенной и, следовательно, влияет на прыжок. В «Эфемеридах» – вот в этой толстой книге – говорится, что при некоторых стандартных прыжках необходимо учитывать коррекцию на кривизну и исходя из нее рассчитывать собственную коррекцию. Но опять-таки, если на расстоянии десяти световых лет от нас окажется звезда-сверхгигант, все расчеты полетят к черту. Я даже не уверен, что правильно запрограммировал компьютер.
– А что случится, если вы ошиблись?
– Мы можем вернуться в нормальное пространство слишком близко к солнцу Лингейна.
Она обдумала его слова, потом сказала:
– Вы даже не представляете себе, как мне полегчало.
– После того, что я сказал?
– Конечно. На своей койке я чувствовала себя беспомощной и затерянной в пустоте. Теперь я знаю, что мы куда-то направляемся и что пустота у нас под контролем.
Байрон почувствовал себя польщенным.
– Не знаю, под контролем ли она…
– Я уверена, что вы справитесь с кораблем, – прервала его Артемизия.
Байрон не возражал: может быть, так оно и будет.
Артемизия подобрала под себя длинные голые ноги и смотрела ему прямо в глаза. На ней была только прозрачная
– Вы знаете, на койке у меня отвратительное ощущение, будто я плыву, – сказала она. – И это меня пугает. Каждый раз, поворачиваясь, я немного подпрыгиваю в воздухе, а затем медленно опускаюсь, как на пружинах.
– Вы спите на верхней койке?
– Да. На нижней я испытываю клаустрофобию: верхний матрац всего лишь в шести дюймах над головой.
– Вот вам и объяснение, – рассмеялся Байрон. – Гравитационное поле корабля ослабевает по мере удаления от центра, На верхней койке вы на двадцать-тридцать фунтов легче, чем на полу. Летали когда-нибудь на пассажирских лайнерах? На больших кораблях?
– Один раз. В прошлом году с отцом мы были на Тиране.
– На лайнере гравитация во всех участках корабля направлена к внешнему корпусу, так что продольная ось корабля всегда оказывается вверху, где бы вы ни находились. Кстати, двигатели на таких лайнерах всегда расположены вдоль этой оси, поскольку там нет гравитации.
– Должно быть, нужно ужасно много энергии, чтобы поддерживать искусственное тяготение?
– Да уж! Хватило бы на целый городок.
– А как с горючим? Оно у нас не кончится?
– Об этом можете не беспокоиться. Двигатели конвертируют массу в энергию полностью, без потерь. Горючее – последнее, что у нас может кончиться. Раньше износится корпус.
Она молча смотрела на него. Он заметил, что на лице ее уже нет косметики, и удивился, как она ее сняла, вероятно, носовым платком и небольшим количеством питьевой воды. От отсутствия косметики лицо ее ничего не потеряло. Чистая белая кожа подчеркивала черноту глаз и волос. У нее очень теплые глаза, подумал Байрон.
Молчание затянулось. Наконец он спросил:
– Вы, вероятно, не часто путешествовали? Только однажды, на лайнере?
– И этого оказалось более чем достаточно, – кивнула она. – Если бы мы не летали тогда на Тиран, этот грязный придворный не увидел бы меня. Не хочу вспоминать о нем!
Байрон сменил тему:
– Значит, у вас у всех нет привычки к путешествиям?
– Боюсь, что так. Отец еще прыгает туда-сюда: наносит государственные визиты, открывает сельскохозяйственные выставки и всякие новые сооружения. И произносит там речи, которые пишет для него Аратап… Мы же с дядей остаемся во Дворце. Чем меньше мы передвигаемся, тем больше это нравится тиранитам. Бедный Джилберт! Он один-единственный раз покидал Родию – по случаю коронации Хана, как представитель отца. И больше ему ни разу не позволили подняться на борт корабля…
Опустив глаза, она с отсутствующим видом теребила рукав костюма Байрона.
– Байрон!
– Да… Арта? – Он чуть споткнулся, прежде чем назвать ее по имени.
– Как вы думаете, это правда – то, что рассказывал дядя Джил?
. – Не знаю.
– Может быть, это только его воображение? Он много думал о тиранитах, но ничего не мог сделать. Разве что испытывал свои шпионские лучи. Ребячество, конечно… Может быть, он придумал эту историю и с годами сам поверил в нее? Это на него похоже.