Звезды над Ямалом

Февраль 2006 года.

Полуостров Ямал.

Юрка замершими пальцами дернул за шнурок, петля развязалась, и задубевшая на морозе полиэтиленовая пленка волнами размоталась из рулона. Встав на колени, беглец ловко ею укрылся.

– Успел, – нервно улыбнувшись, выдохнул он.

Где-то в ночном морозном небе молотил лопастями вертолет. Его не было видно, и только мигающая лампочка в районе Полярной звезды выдавала расположение винтокрылой машины.

Этот способ уйти от лучей имеющегося на борту тепловизора Юра знал давно. Таким образом укрывались боевики в горах от обнаружения их поисковыми вертолетами. Теперь же капитан испытывал уловку «духов» на себе. В условиях полярной ночи обнаружить

в тундре одинокого человека – все равно что найти иголку в стоге сена. Но при наличии современной аппаратуры ничего невозможного нет. Поэтому, лишь только заслышав рокот приближающейся вертушки, он присаживался и, стараясь не дышать, укрывался пленкой. Тепловизор, выдающий на экране даже силуэты мышей, не мог теперь обнаружить человека, укрывшегося пленкой. Как говорится, и на старуху бывает проруха. На любое действие есть противодействие. Даже солдатские шинели времен Советской армии были неуязвимы для приборов ночного видения, потому-то и носили их боевики в первую чеченскую: не потому, как думали генералы, что носить им нечего, а потому как ворс, говорят, специальный был, а наши бойцы, одетые в бушлаты, ловили в темноте пули от снайперов с ночными прицелами.

На этот раз вертолет прошел стороной. Да и судя по характерному свисту винтов – «фить, фить», скорее всего, это был Ми-6. Навряд ли грузовой вертолет будут использовать для поиска одиночного человека. Шибко уж дорогое это удовольствие для прокурорских следователей и оперов службы собственной безопасности.

Другое радовало: ночной вертолет показал путнику направление движения. Запасы еды заканчивались, и нужно было выходить к людям.

Вчера его подвез водитель тягача-трубовоза, но перед КПП частного охранного предприятия Юрику, не имеющему пропуска на объекты «Газпрома», пришлось покинуть теплую кабину и уйти в сторону. В итоге он в потемках сбился с пути и обратно к зимнику не вышел. И вот теперь пролетевший вертолет вселил надежду. Да и на горизонте появилось зарево от горевшего факела.

Капитан двинулся в сторону мерцающего красным цветом горизонта.

Злоключения его начались еще в двухтысячном году: когда их засада задержала в Грозном троих боевиков, устанавливающих фугас на улице Восьмого Марта. Духов доставили во временный Отдел внутренних дел Октябрьского района. Но приехавшие утром «фейсы» всех трех вывезли в Ханкалу. Все бы хорошо, но террористов больше не видели – ни живых, ни мертвых. По заявлению родственников в прокуратуре завели уголовное дело. В ходе расследования всплыл Юркин наградной лист к медали «За отвагу», в котором подробно описывался момент задержания, фамилии задержанных, число и время доставления боевиков в Отдел внутренних дел. Так и стал Юрий Алексеевич подозреваемым и объявленным в розыск. Ко всем несчастьям, через четыре года пришел приказ о его увольнении. Руководство УВД посчитало, что так будет лучше, чем ссориться с прокуратурой Чеченской Республики.

Только вот капитану, не дослужившему полтора года до пенсии, от этого лучше не стало. А четыре недели назад приехавшие сотрудники службы безопасности со следователем чеченской прокуратуры пытались установить место нахождения разыскиваемого. И Юрка, как говорят жулики, встал на лапу.

Добравшись на попутках до Салехарда, он решил затеряться среди вахтовиков. Благо, что трудовая книжка и другие документы на чужую фамилию были сделаны загодя. Об этом он позаботился еще года три назад, когда в Нижневартовске арестовали сотрудника, в одно время бывшего с ним в служебной командировке. Да что Нижневартовск, по всей России прокатилась тогда волна уголовных дел, наскоро сшитых прокуратурой Чечни с одобрения Генеральной прокуратуры Российской Федерации.

От тяжких раздумий беглого капитана отвлекло малозаметное движение. Юрий, остановившись и присмотревшись, тихонечко взял карабин на изготовку. Скинув варежку, которая повисла на резинке под рукавом, он осторожно опустил планку предохранителя.

– Лишь бы не белые медведи, – прошептал

он замерзшими губами.

Но темных шевелящихся холмиков было достаточно много. Медведи в таком количестве вместе не собираются.

– Олени, – догадался Юрий Алексеевич, вернув планку предохранителя на место и закинув ремень карабина на плечо.

Стадо на появление человека почти не отреагировало. Снег тут был утоптан животными, и Юра, почти не проваливаясь, пошел на запах дыма.

Вскоре из темноты выплыли и очертания чума.

Капитан, отодвинув шкуру, прикрывающую вход, буквально ввалился в жилище оленевода.

Последние силы покинули человека, и он, нащупав под коленями шкуры, не снимая карабина с плеча, завалился набок.

– Тепло-то, хорошо, как, – засыпая, пробормотал беглец.

– И кто тама-ка пришел к Елейке гащивать? – раздалось из темноты.

Но в ответ Елей услышал только богатырский храп.

Старик поднялся и, подойдя к гостю, осторожно сняв с плеча карабин, укрыл спящего шкурой.

– Пищаль интересная, ствол тонкий, и кремня не видать, – повертев оружие у огня чувала и отложив его в сторону, проворчал старый охотник.

Елей понимал, что находится в ином мире и что здесь все по-другому, не так, как там, где остались его малолетний внук, бояре и дьяки.

– Нынче спокойней как-то. Плетьми не бьют, допросы не чинят. Есть у меня олени, много оленей. Теперь я богач, – рассуждал вслух старый охотник, подбрасывая в чувал куски мха и кирпичики торфа. – Пятнадцать лун назад приезжала сюды железная повозка. Спросили, как зовут меня, давно ли пасу оленей, не брошу ли животных летом. Выдали тут же бумагу с красной тамгой и гербом двухголовым. Очень симпатичная боярыня в собольей шубе принесла красный ящичек, записала в грамотку мое имя и показала пальчиком, куды поставить галочку. Опосля грамотку скинула в щелочку ящичка, потрясла мне, старику, руку и приказала своим холопам кучерить далее. Железная повозка с ревом и грохотом унеслась, распугав рядом пасущихся оленей. А я остался, – подбрасывая хворост в чувал, вслух сам с собой рассуждал Елейка.

Между тем наступало утро.

– Дедушка, дай воды, – раздался за спиной голос проснувшегося гостя, выведя из раздумий Елейку.

– А, проснулся, гость полуношный? Сейчас подам тобе водицы. Куды путь держишь, соколик? Уж больно не похож ты на государева человека. Скорее на вурдалака беглого походишь.

– Я и есть вурдалак, дедушка, беглый. И бегу от государевых слуг куда глаза глядят. Только нагоняют меня. Того и гляди поймают, – вздохнул Юрка, отдавая черпак хозяину чума.

– Я помогу тобе, мил человек, но за одну услугу.

– Исполню, если по силам, – кивнул беглец.

– Приведешь мне сюды из-за колдовского камня моего внука, совсем без молодых рук мне тяжко. А ему там одиноко. Чает, сгинул я в сидухе 1 *. Да и он никому без меня не нужен. Пропадет без меня.

– Далеко это?

– Нет, в трехстах саженях от чума – камень колдовской, чуть посветлеет, и пойдем к нему. А по дороге я тобе, мил человек, объясню, как внука моего отыскать на стойбище.

***

1631 год.

Край земли.

Проверив упряжь, Антип обернулся к Яне, сидевшей на нартах.

– Ну што, горемычная, в добрый путь?

– Давай, казачок мой ненаглядный, трогай.

– Куды повелишь кучерить? – улыбнулся десятник.

– На Кудыкину гору, – отозвалась в задумчивости ворожея и, помолчав, добавила: – На Холмогоры нам никак нельзя, в Тобольский острог мне путь закрыт и подавно. Мож, на Дон подадимся?

– Там тоже воли нынче нет, зажали вольный народ. Атаманы ныне, хлебушком прикормленные государевым, беглых более не принимают.