Звезды над Ямалом
Шрифт:
Капитан толкнул внука Елея, и тот, запнувшись о камень, кубарем залетел в колдовской чум.
2006 год.
Следователь прокуратуры Багаутдин Точиев, пройдясь по следам до торчавшего из снега камня, обошел его вокруг, внимательно разглядывая следы. Огляделся. Вокруг расстилалась безмолвная снежная пустыня, и только изредка ветер волнами доносил гул факела.
Подняв окурок, припорошенный снегом, он аккуратно положил его в пакетик, где уже лежало штук пять таких же чинариков-близнецов.
Следак
– Тухтачик! Тухтачик! Внучек мой! – отозвался было, поднимаясь с корточек, Елей, но тяжелая рука человека в маске жестко осадила его,
– Сидеть! – клацнул железными челюстями спецназовец.
Следователь обернулся, мальчик взялся из ниоткуда.
Пройдя назад к камню, прокурорский работник обошел его вокруг.
– Не трогай камень! Это могила шамана! Сам камнем станешь! – раздался крик старого оленевода.
Багаутдин, уже протянувший руку, чтобы стереть снег со знаков, нанесенных на валуне, резко её одернул.
– Уважаемый, ехать обратно надо, вот-вот темнеть начнет, – тронул его за рукав водитель судна на воздушной подушке.
– Да, да, поехали, нам еще на буровую заехать нужно, – согласился следователь и быстрым шагом пошел к вездеходу.
– А с этими что делать? – щелкнул челюстями гоблин в маске, кивнув в сторону Елея и Тухтачика.
– Они мне не нужны, поехали…
Вскоре, подняв облако пыли, судно на воздушной подушке двинулось в сторону мерцающего факела.
1631 год.
Русский царь встретил степных послов сухо.
А как приветить-то?
Негоже к царю-батюшке являться с пустыми руками. И если бы не ходатайство Мезенцева, не сдержал бы он гнева.
Ваулихан же, отбив поклоны, сказал, что дары от хана находятся в Тобольском приказе. А сам он шел Сибирью, тайно, чтоб не попасть в руки черемисам, кои смуту затеяли. Поблагодарив русского царя за гостеприимный приют, Ваулихан не забыл подметить, что поселили его в той же избе, что и когда-то при царе Борисе Годунове: с его сыном, малым царевичем, они список Сибири когда-то правили.
Михаил Федорович потеплел. Велел принести обед и предложил разделить с ним трапезу.
Многое обсудил с молодым царем Ваулихан. Передал просьбу хана поставить еще острожки на Ионесси, чтоб упредить джунгар в их намерении расселиться в восточной степи. Пообещал ходатайствовать пред ногайским мурзой о согласии на строительство русского острога у реки Самарки, дабы защищать степной народ от вольных воровских людишек.
Постепенно разговор пошел об общем минувшем времени. И Гаджи-Ата приступил к повествованию о далеком прошлом, когда было одно царствие и люди от моря до моря разговаривали на одном языке.
– Неуж пребывало такое, почтенный аксакал? – удивился государь Михаил Федорович. – Мыслимо ли такое, чтоб от моря до моря люди на одном языке молвили и понимали друг друга?
– Так и слова общие до сей поры имеются, токмо многие им значения не придают, государь, – поклонившись, ответил Гаджи-Ата и продолжил: – Вот замыслил ты, государь, на речке Самарке острог строить, а что такое Самар, поди, и не ведаешь.
– Ну-ка, ну-ка, просвети неуча, – улыбнулся государь, – я ведь, ей-богу, не ведаю.
– Есть на востоке город древний, Самаркандом называется.
– Ведаю про такой.
– Так вот, самар – это камень, канд – город. Речка же Самарка есть и на Волге, и на Иртыше и переводится, стало быть, как речка Каменка на ваш ляд, – улыбнулся Гаджи-Ата и, пригладив седую бородку, подвел итог беседе, – а знамо, и вот он, один язык, от моря до моря.
– Значит, и правильное место подобрано для основания крепости: раз речка Каменка, то и камень весьма имеется для нужд строительства, – подал голос с лавки скромно сидевший все это время боярин Морозов. – Главное – мурзу склонить, чтоб дал согласие.
– Я позабочусь об этом, государь, – заверил Ваулихан, поднимаясь, – благодарствуем за теплый прием, и позволь нам откланяться. Домой поспешать надобно, ведьм вскоре дороги развезет так, что и верхом не проехать будет.
– Да, весна нынче ранняя, поспешайте, а боярин Морозов поможет вам собраться и дары хану соберет, – согласился Михаил Федорович, отпуская посла.
Сибирь.
Обдорский острог.
Яна подала полушку хозяйке постоялого двора:
– Нам бы баньку истопить, а то почитай месяц в дороге, все снежком да снежком умываемся.
– Откель же вы добираетесь, сердешные? – охнув, поинтересовалась хозяйка.
– Из Мангазеи, матушка. Мужу моему, десятнику Сибирского войска Антипушке, отставку дали, вот на Дон и возвращаемся.
Хозяйка испуганно прикрыла Яне рот ладошкой.
– Ты про Дон-то поменьше сказывай, неспокойно там ныне. Всем, кто туды подался, сыск и дознание чинят приказные дьяки. И мне ты ничего не сказывала, так как упредить я должна немедля дьяка, если что прознаю. А вы семья дружная, видно, и муж у тебя степенный, и дите смышленое, негоже вам на дыбах висеть.
– Благодарствую, хозяюшка, за упреждение, – поклонилась Яна и, сунув еще одну полушку в ладошку хозяйки постоялого двора, повернулась к сыну: – Ну-ка, беги к батюшке в избу съездную, упреди, чтоб тот лишнего не сказал. Баня затоплена, я, мол, мыться зову.
– Понял матушка, сейчас сбегаю.
Но тут с облаком пара из сеней в избу ввалился Антип. Обметя с кисов снег веником и поставив его к стенке, он подошел к печи и прислонил ладони к теплым кирпичам.
– Продал я оленей, купил две гужевые лошадки, двое саней и пристяжного коня в придачу. У всех подковы зимние, по три шипа на каждой. Лошадки хоть и ростом не вышли, но тягловые, а конь – огонь, пока удило ему вставлял, два раза за руку тяпнул. Поколе распутица не началась, надобно торопиться.