Звезды-свидетели. Витамин любви (сборник)
Шрифт:
– Спасибо за обед, все было очень вкусно, – сказал он. – Хочешь послушать музыку?
– Твою?
– Нет. Вебера, к примеру, слышала о таком композиторе?
– Слышала. Я же не в дремучем лесу жила… вроде тебя! – Она усмехнулась. – Он же рок-оперы пишет. «Иисус Христос – суперзвезда», например.
– Еще?
– Ну… «Кошки», кажется. Мне ужасно нравится музыка из этого мюзикла. Да и вообще забавный сюжет. Думаю, «Призрака Оперы» тоже он написал?
– Все правильно.
– А у тебя есть записи Сары Брайтман?
– Конечно, есть!
– Вот ее бы я с удовольствием послушала. Как и Лару Фабиан.
– Хорошо.
– Я только посуду помою.
Она производила впечатление очень аккуратной девушки.
Герман нашел диски с мелодиями Сары Брайтман, и вскоре по дому поплыл ее божественный голос. Расположившись в своем любимом кресле перед пылающим камином, Герман, слушая музыку, поджидал Нину. И, хотя он знал ее меньше суток, отчего-то так жалел ее, так понимал, и эта музыка словно бы подталкивала его к тому, чтобы он оправдал все совершенные ею убийства. Больше того, музыка творила нечто невообразимое – Нина представлялась ему героиней какого-то психологического триллера. И он подумал, что, если бы Лева Рубин – продюсер, надо сказать, универсальный, – заинтересовался подобным сюжетом, то наверняка он поручил бы какому-нибудь хорошему автору написать сценарий, а потом снять фильм, который назывался бы, к примеру: «Снег. Мелодия убийства». Или: «Январь. Кровавый шлягер». Словом, что-то зимнее, холодное, интригующее и непременно связанное с убийствами.
Вот что такое берущая за душу музыка, да еще и в исполнении столь гениальной певицы, как Сара Брайтман! Кто знает, может, и историю мальчика Мити и его любви, так трагически закончившуюся, он сам, Герман Родионов, сможет нанизать на не менее гениальные мелодии, и, слушая их, люди будут рыдать… Он закрыл глаза и увидел себя в кинозале. Так бывало с ним всегда, когда он только приступал к работе над музыкой к фильму (промелькнула мысль, что контракт-то еще не подписан, может, все еще изменится, и ему не придется сочинять музыку именно к этому фильму). И как теперь вообще подписать этот контракт, раз их засыпало снегом и отрезало от всего мира?
И тут он, вспомнив, что за него это может сделать Лева, бросился к компьютеру, включил его и очень обрадовался, выяснив, что Интернет, несмотря на снегопад, действует. И есть письмо от Левы! Как получается, что, стоит только Герману о нем подумать, и Лев – тут как тут. Удивительный человек этот Рубин!
«Герман, привет. Нас тут завалило снегом. Синоптики не советуют вообще выходить без нужды из дома. Однако я вчера ночью пил с Коровиным и, несмотря на легкое подпитие, все же умудрился договориться с ним о том, что подпись на контракте будет моя. Высылаю тебе проект контракта, ознакомься, дружище, и напиши, с какими пунктами ты не согласен. Но скажу тебе на ухо, что контракт – прекрасный, и ты, прочтя его, готов будешь подписаться под каждым его пунктом! Жду ответа. Постарайся выдержать эту пургу… Могу себе представить, каково тебе сейчас там, в заснеженном лесу, одному… Был бы ты умным мужиком, прихватил бы с собой бабу. Ладно, все. Читай контракт. Жду ответа. Твой Лева».
Герман застрочил ответ, даже не взглянув на текст договора:
«Лева, спасибо! Сейчас почитаю контракт. Но у меня к тебе одно дело. Прошу тебя, об этом – молчок. Словом, я познакомился с одной женщиной. Ее зовут Нина Вощинина. Живет на Трубной улице. Пожалуйста,
Когда он писал, постоянно оглядывался – боялся, что за его спиной вдруг возникнет Нина. (С ножом в руке! Ха-ха.)
Рубин ответил моментально, по скайпу:
«Втюрился, что ли?»
«Можно и так сказать».
«Я рад за тебя. Все сделаю. Смотри не подкачай!»
«Я отключаюсь».
«Ок».
Захлопнув крышку ноутбука, Герман услышал громкое биение собственного сердца. Так разволновался. Словно он совершил по отношению к Нине предательство.
Она же, тактично переждав опасный момент, на редкость вовремя появилась в гостиной. Села рядом с Германом в соседнее кресло и уже знакомым жестом закрыла лицо руками.
Он понял, что сейчас последует очередное признание. И оно не заставило себя долго ждать.
– Боже, какая музыка… Да от такой музыки сердце может остановиться! От счастья.
– От счастья?
– Да, от счастья жизни, понимаешь? Как же хорошо, когда ты жив и здоров, и за окном – такая метель… Ты видел, что там творится?
– Нет, – Герман бросил взгляд в окно, но не увидел ничего. Встал, подошел, раздвинул кружевные занавески и понял, что на улице метель, стекла практически залеплены снегом.
– А если нас засыплет с головой и мы не сможем дышать? – спросила Нина.
– Не засыплет. У нас же камин, труба… Нет, это исключено. Нина, у меня такое чувство, будто ты хочешь что-то мне сказать.
– Да нет. Не то чтобы сказать… Просто я хотела поделиться с тобой своими мыслями и узнать, что ты думаешь по этому поводу.
– Ну, давай, говори.
– Тебе не кажется, что у нее голос, как у ангела?
– Кажется.
– Знаешь, в такие минуты, как мне кажется, каждый человек думает о чем-либо высоком… Хорошо, я расскажу тебе кое-что. Понимаешь, в жизни очень много зла. Ты согласен?
– К сожалению, это так.
– Но некоторые люди живут, ничего такого не замечая. И не потому, что они не желают видеть это зло, нет, просто оно как бы обходит их стороной. Это счастливые люди! И им просто повезло. Скажи, когда ты жил в Москве, у тебя были знакомые или родные, у которых случилась бы какая-нибудь трагедия? И повлияло ли это как-то на тебя, на твое творчество?
Поскольку он не смог быстро вспомнить ничего такого, что подошло бы к этой теме, он подумал о Леве Рубине, о том, что Лев каждый вечер слушает, как за стенкой его квартиры дочь измывается над прикованной к инвалидному креслу матерью, и сердце Рубина разрывается от жалости к этой несчастной старушке, но он ничего не делает для того, чтобы изменить положение дел.
– Пожалуй, нет, – ответил он, считая, что не вправе пересказывать Нине чужую историю. – Это значит, что я – счастливый человек?
– Конечно! Хотя, может, ты просто сейчас не можешь ничего такого вспомнить. Когда-нибудь ты непременно припомнишь какую-нибудь историю, не оставившую тебя равнодушным, и подумаешь обо мне, о моих словах.
– Может, у тебя гипертрофированное, обостренное чувство восприятия всего негативного? И вызвано это определенными жизненными обстоятельствами? Потому и грубую шутку своего мужа ты приняла так близко к сердцу, а потом еще и этот поступок твоей мачехи…